…Колонна американских машин исчезла, а я все никак не могу вернуться из памяти детства, все думаю о дорогах, по которым ходил в школу. Ходили мы тогда только пешком. Об автобусном движении между деревнями в то время можно было мечтать, как о полете на Луну. Впрочем, никто из нас и не думал об этом. Плохо было только ранней весной и поздней осенью, когда раскисали дороги.
Выходили из Белого все вместе. Первыми шли старшеклассники. Они и выходили из дому пораньше, звучал условный свист, хлопали калитки, росла ватага. За старшеклассниками шли мы, мальчишки пятых-шестых классов, а за нами, уже по протоптанной тропе, — девчонки. Замыкал шествие кто-нибудь из старших.
Каждый год вожак колонны «обновлялся». В то время не все смогли дойти до десятого класса. Школу бросали по разным причинам: и далеко до нее, и вообще не до учебы — надо идти работать, помогать семье, — иногда, чего тут скрывать, просто нечего было одеть-обуть. Так и получилось, что уже в седьмой и остальные классы первый след в снегу или на разбитой дороге приходилось прокладывать мне.
Наших девчонок любили, заботились о них. А какая закалка с детства была! Подойдем к ручью, разуваемся, перебрасываем вещи на противоположный берег. Потом берем девчонок на закорки и переносим. Под ногами лед, вода, скользкие камни. Не раз случалось искупаться. Мне приходилось делать по нескольку рейсов.
Был я не по годам физически крепким. Мешки с картошкой или с зерном на току носил вровень со взрослыми. С деревенскими мальчишками боролся почти каждый день. Уступал в силе только двоим, да и те были старше меня года на четыре. Остальных раскладывал на лопатки. Не хотели они мириться с этим, объединялись, перехватывали иной раз одного. Никогда не плакал. Синякам находил любое оправдание, а порванные рубахи и брюки зашивал сам. Однажды с пробитой камнем головой пришел к бабушке Ульяне. Кровь заливала лицо, теплые и липкие ее струйки стекали по шее под рубашку. Бабушка, не сказав ни слова, достала из сундука отбеленное домотканое полотно, оставшееся еще с войны. Оно и предназначалось для перевязки вместо бинтов. Перевязав рану, слегка прослезилась, потом положила руки мне на плечи и сказала:
— Не поддавайся.
В этом было все: вера в мою правоту, призыв быть честный, сильным, смелым. И я не поддавался.
Мальчишечья вражда проходила быстро, через день-другой все мы снова жили общими заботами, вместе работали в колхозе, помогали друг другу.
Поднимались колхозы, исчезали раны, нанесенные земле. Народ единой семьей напористо и устремленно делал свое простое дело: выращивал хлеб, картошку, разводил скот. Справлялись свадьбы, рождались дети. Летними вечерами на дорогах сходилась молодежь из окрестных сел. Поля оглашались переборами гармоней, частушками. Танцевали прямо на дороге. В этих вечеринках было что-то возвышенное, гордое и трогательно простое.
За старшими увязывались мы. Наше присутствие воспринимали как должное. Мы тоже учились общению. На этих дорогах познакомился с Павлом Назаровым, Зоей Потапенок, Валентиной Зуенок, Александром Лапуцким и многими другими, ставшими известными людьми в нашей округе за свою доброту к людям, за свое отношение к труду.
Родные мои дороги… Став депутатом Верховного Совета БССР, получил наказ от избирателей: добиться, чтобы выделили средства на асфальтирование межколхозных дорог нашего района. Сейчас во многом эта задача решена. В любое время года можно за десять минут добраться до Борисова, Крупок.
Я же не могу забыть тех дорогих для меня дорог, дорог детства, на которых навсегда остались следы наших босых ног и глубокие колеи от деревенских подвод.
По такой осенней, избитой лошадиными копытами дороге ходил я в Зачистскую школу. Один из октябрьских дней тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года запомнился особо. У всех одноклассников было приподнятое настроение — радио сообщило о том, что запущен искусственный спутник Земли. В' космосе летало рукотворное чудо! Сознание еще не могло полностью оценить значимость события. Но всеобщее ликование не оставляло и нас равнодушными. Приходило наше время. Оно звало нас за пределы устоявшихся понятий. Летают самолеты — это понятно. Но вот полетел спутник Земли… Что это? Как это?