– Да ладно, чего ты мне объясняешь, я и без тебя это знаю.
И Хошиан, который торопился поскорее улизнуть в бар, чтобы поиграть там в карты, охотно согласился с тем, что придется нанять помощницу, потому что Мирен ни в жизнь бы не согласилась с тем, чтобы Хошиан видел/трогал/держал голую Аранчу, хоть он ей и отец. Об этом даже речи быть не могло.
Наутро заходит Хошиан на кухню – и что он видит? Небольшого росточка женщина с узкими, какие бывают у индейцев, глазками и длинными черными гладкими волосами, сверкая при улыбке двумя рядами белых зубов, почтительно его встречает, называет сеньором – сеньором! – и говорит:
– Доброе утро, сеньор. Меня зовут Селесте, к вашим услугам.
Она из Эквадора. Очень славная, а? И вежливенькая.
Хошиан ночью в постели:
– Откуда ты ее вытащила?
– Ну, порасспрашивала там да сям. Видел, какая она чистоплотная и старательная?
– Я спрашиваю, откуда ты ее вытащила.
– А я отвечаю: порасспрашивала людей в мясной лавке. Хуани говорит: послушай, я знаю тут одних из Эквадора, женщина убирает квартиры совсем задешево. Живут они там, внизу, почти у самого моста. Муж что-то развозит на фургончике. Так мне сказала Хуани. А вчера, когда я гуляла с Аранчей, кое-что про эту женщину разузнала, и вот она здесь. Настоящее сокровище. Я рассказала ей, что один мой сын живет в Андалусии и что я езжу к нему раз в месяц. Селесте говорит, чтобы я не беспокоилась, что она присмотрит за Аранчей.
– И сколько ты ей собралась платить?
– Десять евро за каждый визит.
– Не много.
– Они бедные. Она и за это будет благодарна.
14. Последние посиделки
Биттори любила тосты с мармеладом и кофе без кофеина из аппарата, Мирен отдавала предпочтение шоколаду с чуррос. Хотя от них, от этих чуррос, только толстеешь! Ну и ладно. Все ли было между ними двумя хорошо? Даже очень хорошо, ближе подруг вообразить невозможно. Субботы они чередовали: в одну ходили в кафе на проспекте, а в следующую – в чуррерию[17] в Старом городе. И всегда только в Сан-Себастьяне. Называли они его то Сан-Себастьяном, то Доностией[18]. Доностия? Ну, пусть будет Доностия. Они начинали разговор на баскском, переходили на испанский, потом снова на баскский…
– Скажи, а ты можешь себе вообразить, как бы оно все сейчас обернулось, если бы мы с тобой тогда ушли в монастырь?
И они смеялись. Сестра Биттори, сестра Мирен. И все в таком духе. Специально ради этих субботних встреч обе делали прически в парикмахерской, а потом сидели вдвоем и перебирали местные сплетни, с полуслова понимая друг друга, хотя часто трещали в два голоса. Ругали падкого на женщин священника, перемывали косточки соседкам. Они всё между собой обсуждали – и домашние дела, и даже постельные. Волосатую спину Хошиана или не всегда пристойные ночные причуды Чато. Всё, оно и значит всё.
Но касались и другого:
– Мы знаем, что он во Франции, но где именно, непонятно. Наконец-то этот разгильдяй нам написал. Бедный Хошиан уже спать перестал от огорчения. Все спрашивает, за что на нас такая беда свалилась.
В ту субботу они угощались тостами с мармеладом. День выдался дождливый и ветреный. Кофейня была переполнена. У них имелось свое любимое место в углу, где можно было разговаривать без помех.
– Само письмо я тебе принести не смогла. Хосе Мари не велел никому показывать. Так и написал: чтобы мы сразу письмо порвали. Ну, я его – раз-раз, и все, – хотя мне письма было очень жалко, а как ты думала? Зато Хошиан прямо скандал закатил. Неужто, говорит, ты не понимаешь, что письмо можно восстановить, если соединить по кусочку. Ну, коли так, говорю, возьми и съешь его. А он схватил спички и сжег обрывки в кухонной раковине.
Письмо занесла вчера вечером подружка Хосе Мари – или как там их теперь называют. Потому что, по словам Мирен, эти нынешние молодые люди спариваются как кролики. Еще бы, сколько всяких средств появилось, чтобы не забеременеть. Она часто это повторяла. А Биттори ей поддакивала. Обе были уверены: не повезло им – родились лет на тридцать раньше, чем следовало. Франко, священники, боязнь пересудов – и вообще, они в те времена были слишком наивными. Так, во всяком случае, подруги думали сейчас и, пока сидели в кофейне, все поглядывали на соседние столики – а вдруг кто-то рядом держит ушки на макушке.
– Почему, спрашиваешь, он не послал нам письмо по почте? Какая почта, об этом не может быть и речи. Они используют только свои каналы. Адреса отправителя там, разумеется, тоже не было. Так мы и не узнали, где он пропадает. Навещать их запрещено. А ведь еще несколько лет тому назад запросто можно было пересечь границу и повидаться, отвезти одежду и все, что нужно. Сейчас приходится соблюдать осторожность, потому как фашисты их повсюду выслеживают.
17