Вернулся Миша почти не чувствуя рук, потому что по своей детской памяти забыл взять варежки, которые покоились на дне его маленького чемоданчика. По приходу уже был готов ужин, который мальчик с удовольствием принял, поблагодарив свою заботливую мать, выругавшую сына за столь позднее возвращение. Но тот не противился замечаниям матери, которая была строже отца, к чему уже все привыкли. Мальчик всегда соглашался с ней, потому что не хотел ни с кем ссориться, что было довольно разумным решением.
— Завтра, Миш, поедем с тобой на рыбалку, научу тебя лунки в нашей речке делать, — с побуждением и удовольствием сказал Роман, так страстно любивший рыбачить, чему пытался научить и своего сына, но в городе было не так много возможностей, а сейчас располагало и время, и место, ведь не будет ни работы, ни учебы, ни постоянно замершей жены, которая каждый раз срывала рыбалку.
Миша с радостью согласился, возбужденно плюхнувшись на свой уголок печи; за эту привычку Роман иногда называл мальчика Емелей, а тот лишь смеялся, посматривая в сторону книжной полки, где скучали русские сказки.
Легла спать семья Шадриных в облегченном спокойствии — родители в своей комнате, пестрящей черно-белыми портретами родственников, а Миша в своей — через стенку были слышны противные звуки тиканья часов, к чему мальчик уже привык и давно не видел в этом помехи для сна. Он смотрел в потолок, в углу которого была еле заметная паутина. Справа от кровати мальчика была стопка одеял, которую почему-то никто не спешил убрать. А слева на стене висел красный ковер с непонятными узорами, которые по бессонным ночам мальчик разглядывал, воображая различных героев картин.
И эта ночь была именно из таких, когда в углу ковра Миша видел всадника на коне, двухголового орла, поднявшего вверх расправленные крылья, а в другом силуэт казака с саблей на левом боку и мушкетом на плече. Казалось, мальчик должен был упасть в беспробудный сон после насыщенного дня, но что-то внутри заставляло его ворочаться и открывать глаза при каждом шорохе, словно снежинки за окном специально пугали его. Миша будто чувствовал внутри что-то неладное.
Будто знал, что нечто приближалось.
Нечто в прекрасных закатных вечерах, в запахе смородины и в бесконечной дороге к реке…
3 глава
Миша все так же ворочался с боку на бок, совсем не замечая, что за окном уже начал зарождаться рассвет. Не в силах больше лежать, мальчик поднялся, чтобы выпить стакан прохладной воды, но дойдя до дверного проема, замер, прислушиваясь к шуму за пределами стен. Свист, дикий и ошеломляющий, разорвал привычную тишину, царящую в деревне «Н». Миша прильнул к окну, чтобы разглядеть источник шума, но в следующую секунду заметил, как что-то, то, чего он раньше не видел, летит по чистому небу. Это что-то было продолговатой формы, оставляющее на небе яркий след — и как раз оно издавало шум. Мальчик завороженно наблюдал за необычным объектом, а потом где-то на окраине деревни послышался взрыв, похожий на начало нечто страшного.
Испуганно озираясь по сторонам, Миша немного отошел от окна, этот поступок был скорее инстинктивным, чем осознанным. Раздался еще один взрыв, уже ближе к дому. Мальчик не на шутку испугался, но тело отказывалось шевелиться, и он стоял неподвижно в центре комнаты. Тикали часы, иногда заглушаемые свистом и взрывами. Варвара, которая подскочила с кровати после первого же шума, разбудила мужа, и вместе они вошли в комнату сына. Увидев, что тот стоит неподвижно, Роман схватил мальчика за руку и потащил, будто тряпичную куклу, в гостиную, где располагался вход в погреб. Миша бросил взгляд на часы, отметив, что они пробили пять утра.
Варвара уже откинула ковер, покрывающий деревянный пол, и, потянув за железное кольцо, открыла погреб.
— Скорее, сюда! — дрожал некогда грозный голос матери, выдавая нехилый испуг.
Варвара помогла сыну спуститься вниз — туда, где пахло сыростью, где не было света, а вокруг располагались десятки банок с прошлогодними закрутками. Раздался очередной взрыв, отчего стены дома задрожали, издавая неприятный треск. Прикрыв голову руками, Роман спустился вслед за женой и сыном, достал с одной из полок керосиновую лампу и разжег ее. Погреб озарился приятным желтым светом, который вроде бы должен успокаивать, но в этот раз он вселял лишь беспокойство.