* * * Вокруг гигантского стержня кольцами бежали этажи. Каждое кольцо соединялось со следующим лифтом, идущим в середине стержня. В самом стержне, толщиной метров 300, находились залы, лаборатории, кабинеты. С высоты птичьего полета Центр был виден в виде колеса, скрепленного спицами. Ободом колеса служил самый верхний - 110-й - кольцевой этаж, а спицами - соединения между стержнем и кольцом. В этом огромном здании, выросшем на бывшей окраине Москвы, хранились, обрабатывались и исследовались все материалы, касающиеся космоса. Это гигантское здание было хранилищем всех сведений, полученных человеком о Вселенной. Именно сюда и прилетел я. По движущейся дорожке я подошел к 110-тиэтажному зданию, вершина которого уходила ввысь почти на четыреста метров, и вошел внутрь. Первое, что бросилось в глаза - это гигантский план здания, занимающий всю стену. Я нашел 58 этаж и 24 комнату. Ага, она в кольцевом этаже. Вошел в помещение для лифтов - их было около тридцати, - встал в один из них и через мгновение очутился на нужном мне этаже. Несколько дорожек текли по коридору в разных направлениях. Я встал на дорожку и поехал к 24 комнате. Я сошел перед дверью с номером «24». На ней было написано: «Отбор астролетчиков для первых полетов к неисследованным небесным объектам». С волнением я открыл дверь - ведь сейчас решался вопрос, вернусь ли я скоро на родину или же буду ждать этого до тех пор, пока полеты к 61 Лебедя не станут такой же обыденностью, как, скажем, перелеты Земля - Луна. Из-за столика мне навстречу поднялся высокий полноватый человек. «Сазонов», - догадался я. - Наэль, - полувопросительно-полуутвердительно сказал он. - Да, - ответил я почему-то хриплым голосом. - Садитесь, пожалуйста. - Сазонов указал на кресло. «Решается судьба человека, а он: «Садитесь, пожалуйста»! - с неприязнью подумал я. - Еще пригласил бы выпить чашку редена». А Сазонов как будто нарочно не торопился говорить. Он подошел к стенному шкафу, долго рылся там, потом достал какой-то пластмассовый лист и начал что-то писать. Прошли три томительных минуты. «Хочет смягчить удар, - подумал я. - Чтобы я успел подготовиться. Ясно, не приняли». И когда мое терпение начало иссякать, и я почти с ненавистью смотрел на голову Сазонова с небольшой лысиной, которую он старательно прикрыл волосами, Сазонов кончил писать, поднялся, подал мне листок и сказал: - День на сборы, послезавтра вылетаете на Ганимед, ознакомитесь с кораблем, вы ведь, кажется, пилот? Это направление к командиру экспедиции и пропуск на вылет с Земли. Я готов был расцеловать этого человека. Он сразу стал почти родным, и мне все уже нравилось в нем: и манера писать, то и дело встряхивая ручку, хотя паста подавалась к перу нормально. Эта привычка осталась у него от эпохи так называемых «чернильных» ручек, которые очень плохо писали; и лысина, прикрытая волосами и значок «Почетный астролетчик» на пиджаке. Ему было уже за шестьдесят, но сеанс омоложения сделал свое дело: Сазонов выглядел очень молодо для своих лет. Не переставая бормотать слова благодарности, я выскочил за дверь и, ликуя от радости, чуть не побежал по коридору. В этой пластмассовой пластинке, которую я нес в руках - путь назад, на родину. Дорога открыта - и после пятисот миллионов лет я снова буду среди своих земляков. Не помню, как я пришел домой. Все во мне пело и ликовало. Я свалился на кровать и заснул счастливым сном. Мне снилась моя планета, мои земляки, звенящие ручьи и шум больших городов... Если бы я мог знать, что ждет меня на самом деле...