* * * Очнувшись, я сразу вспомнил все. Вспомнил и пожалел, что остался жив. Неуправляемая ракета врезалась в землю. От взрыва меня выбросило из кабины - только поэтому я не был погребен под горящими обломками. Голова гудела и, казалось, разламывалась на части. Мною овладело такое же состояние, которое было у меня очень давно, когда я остался один на целой планете. Но тогда я знал, что где-то в глубинах космоса живут люди, к которым можно вернуться, теперь же вернуться было некуда. В то время я забыл о моей второй родине - Земле, я думал только о том, что у меня больше нет родины. Нет огромного мира, о котором я помнил, живя на Земле, и к которому, наконец, после многих лет я вернулся. Для чего? Чтобы найти здесь следы погибшей цивилизации, сыном которой я был. Я вернулся к гигантскому кладбищу, к планете, ставшей могилой разума. Я не пытался вызывать «Россию». Еще раз повторяю, я не думал ни о чем, кроме моей безвозвратно утерянной родины. Погибший мир - плохая награда за упорство и стремление. Сердце отказывалось верить, но разум говорил, что это так. Я не помню, сколько времени пролежал я так, то впадая в забытье, то опять возвращаясь к горькой реальности. Тупо гудело в голове, в глазах то и дело плыли огненные круги. Я уже почти примирился с действительностью, так как, когда прояснялось сознание, непрерывно думал о ней. А когда осознал все - пришли другие мысли. Мысли о Земле, об Ире, о «России», которую я покинул. Громов, наверное, не раз вызывал меня, но моя лазеростанция превратилась в груду металла. «Россия», вероятно, уже ушла в обратный путь к Солнцу или обследует другую планету, второй спутник 61 Лебедя. Сколько же я пролежал здесь? По странной прихоти случая, в скафандре сохранился автокалендарь, лежащий в нагрудном кармане. Я даже не удивился, узнав, что пролежал здесь почти две недели. Я не был способен ни удивляться, ни радоваться, ни бояться. Я не чувствовал голода, мне не хотелось спать, лишь временами болела голова. Слишком много я связывал со своим возвращением. И теперь, когда мои надежды не оправдались, я отрекся от всего и лишь лежал и думал о погибшем мире. К концу третьей недели я почувствовал страшную слабость и понял, что это смерть. Люди Сьаройи живут (нет, теперь уже жили) сотни лет, но все же они были смертны. Я не испугался, лишь закрыл глаза и приготовился отойти в тот мир, о котором я много читал в произведениях древних писателей, живя на Земле. Слабость разлилась по всему телу. Я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Где-то в глубине сознания вдруг возникла мысль: «А как же Земля, как же Ира? Ведь она ждет меня. Я обещал ей вернуться. Меня, наверное, ждет вся планета, если кто-нибудь прочитал мои записи». Огромным усилием воли я заставил себя поднять руку и достать возбуждающую таблетку. Я только сейчас вспомнил о ней. Эта таблетка сохранила мне жизнь. Через некоторое время я почувствовал необычайное возбуждение, страшный голод и желание двигаться, что-то делать. Сказывалось действие таблетки. Впервые за много дней я встал и осмотрел место, которое чуть не стало могилой последнего представителя цивилизации Сьаройи, правда, отставшего от своих земляков на тысячелетия. Недалеко от меня валялись обломки ракеты, вокруг расстилалась пустыня с остатками каких-то сооружений, а на горизонте виднелся город. Я направился к нему. Наконец-то кончилась тупая головная боль. Непривычно передвигаться пешком тому, кто жил в век техники и автоматов. Еще сильнее почувствовался голод. Таблетки лежали в кармане скафандра. К сожалению, это были не те, которыми я питался в горах Тянь-Шаня. Я уничтожил почти треть всей коробки, пока не утолил голод. Идти было тяжело. Город почти не приближался. Становилось душно. И тут я заметил, что до сих пор дышу воздухом из баллона. Воздуха могло хватить надолго, но ведь это была родная планета. Я поспешно отвинтил шлем и всей грудью вдохнул воздух. Увы, это был не свежий, пропитанный запахом трав и лесов, влажностью рек воздух старой Сьаройи, я дышал сухим спертым воздухом могилы. Но приходилось мириться и с этим. Тогда я еще не знал, что послужило причиной смерти планеты, и удивлялся тому, что нигде не видно ни деревьев, ни даже трупов. Теперь я знаю: все, что было им под силу, уничтожили бактерии. Они погибли, когда на всей планете для них не осталось никакой пищи. Я не знал этого и медленно шел к мертвому городу. Я мог уже отчетливо разглядеть отдельные здания. Хотя их стены были сделаны из очень прочного материала, время источило их, разъело стены, подточило фундамент. И тут я впервые задумался над тем, как давно эта планета стала могилой. Если судить по старости материала, который мог служить сотни лет, жизнь оставила Сьаройю еще в те времена, когда по Земле еще ходили стада питекантропов. Эта дата была еще очень приблизительной, но время, прошедшее с тех времен, показалось мне столь большим, что я в бессилии сел на землю. Опять тупо загудело в голове. В то время как на Земле шли войны, горели и возрождались города, ширились границы государств, свергались самодержцы, вспыхивали революции, запускались искусственные спутники, открывались элементарные частицы, покорялись другие планеты, шел штурм космоса - все это время Сьаройя была уже мертва. Я поравнялся с первым зданием. Оно было похоже на гигантский карандаш, острым концом устремленный в небо. Я нашел вход и вошел внутрь здания. На всем лежали следы запустения. Я стоял в просторном коридоре, повторяющем все изгибы здания и уходящим вверх до самой крыши. «Карандаш» был пустым внутри. На разных уровнях в стене находились двери, ведущие в комнаты. Я вспомнил, что перед моим полетом на Землю в воздухе, как говорится, носилась идея. Мои земляки были близки к созданию антигравитационных аппаратов. Теперь я убедился, что проблема была решена. Не нужны были лифты. Люди легко поднимались на большую высоту и входили в свои комнаты. К сожалению, у меня не было никакого летательного аппарата, и я не мог подняться наверх. Оглядевшись, я заметил, что над дверями немеркнущим светом горят надписи. Я попытался прочитать их и заметил, что язык сьаройян почти не изменился с тех пор, когда я в последний раз видел на экране купающийся в лучах 61-й закутанный в шубу атмосферы шар Сьаройи. «Столовая», «зал» - примерно так звучали эти надписи на земном языке. Я открыл дверь, тонкую и местами дырявую от древности. На меня пахнуло затхлым запахом. Я хотел включить прожектор, но только сейчас заметил, что он разбит. Постепенно глаза привыкли к полумраку. Пол был покрыт толстым слоем пыли, на котором четко отпечатались мои следы. Комната была совершенно пуста, если не считать двух или трех коротких трубок, которые я увидел в отпечатках моих следов. Ничего подобного раньше я не видел. Я поднял одну из них. Трубка тускло светилась в темноте. Один ее конец представлял собой вогнутую внутрь, похожую на чашу поверхность. Трубку опоясывали несколько поясков, около которых стояли буквы. (Сьаройяне не знают цифр, их заменяют буквы. Вернее, опять я ошибаюсь, «не знали» и «заменяли», ведь теперь такого народа нет.) Эти буквы значили: «один», «два», «три»... Поясков было пять. Я с недоумением вертел трубку в руках, не понимая ее назначения. На душе у меня было горько. Я остро почувствовал, как отстал от жизни, находясь вдали от родины. Я повернул один из поясков. Поясок двигался легко, но когда я сделал почти пол-оборота, он, видимо, дошел до предела и остановился. Я стоял, ожидая, что будет дальше. Бледный синеватый свет разлился вокруг. В воздухе передо мной возникли буквы. Я без особого труда уловил смысл слов. Это была книга. Я прочитал заглавие: «Биологические изменения в клетках растений, произрастающих в условиях климата планет спирального рукава «Юс» Галактики». Далее пошли такие сложные и ученые фразы, что я поспешно вернул поясок в прежнее положение и повернул другой, находящийся ниже. Передо мной возникла картина - уходящий к звездам корабль, а на фоне звезд буквы: «Экспедиция на Землю». Я вгляделся в картину - и ахнул! Корабль, уходящий к звездам, был не чем иным, как тем, чьи обломки покоятся сейчас в толще пластов, г