* * * Сквозь сон я явственно услышал чей-то голос. Не придав этому значения, я повернулся на другой бок, но от этого движения окончательно проснулся. Яркое солнце ласково светило сквозь прозрачные стены комнаты. Голоса не было слышно. Со сна я не очень понимал, где нахожусь, и поэтому не обратил на него внимания. Я поднялся с кровати, не заметив, что висел в воздухе и, взглянув на свою ногу, остановился, ослепленный. Скафандр ярко светился под лучами солнца. Только сейчас я вспомнил, где нахожусь. Я подумал, что это было делом той самой кнопки, которую я нажал последней. Автоматические устройства вычистили и починили скафандр, исправили все неполадки - и все это за какие-то секунды. Кроме всего этого, они покрыли мой скафандр каким-то составом, который и отражал солнечные лучи. Для чего предназначался этот состав, я не знал. Подойдя к столику, я задумчиво облокотился на него и тут вспомнил про голос. Сначала я думал, что это мне приснилось, но чем дальше, тем больше я убеждался в том, что голос я слышал наяву. Предположение, что это голос живого человека, было бы просто диким - значит, это был какой-то аппарат. Я отошел от столика и внимательно оглядел стены и потолок комнаты. Спальня была маленькой, и поэтому я быстро нашел то, что искал. Это была небольшая черная пластинка, укрепленная над дверью. Я поднял руку и попытался оторвать ее. Но пластинка держалась крепко. Я пытался вдавливать ее, крутить, отрывать и наконец сделал, по-видимому, верное движение. Пластинка легко вышла из стены. Она оказалась только частью цилиндра, проходящего через всю стену и выходящего за дверью. Цилиндр был смазан каким-то липким веществом, от которого мои руки стали такими же липкими. Я положил его на стол и стал ждать, что будет дальше. Цилиндр не мог быть ни радио, ни, тем более, телевизором, его задача, думал я, состоит в том, чтобы сохранять звуки, наподобие земного, немного устаревшего магнитофона. Я ждал. Прошло довольно много времени, и я решил уже бросить эту затею, но в этот момент цилиндр заговорил. - Двадцать третье ириамо, девятый год, - здесь аппарат произнес неслыханную цифру, - века Эры Космоса. Состояние атмосферы нормальное. Осадков не предвидится. Температура 20 градусов С. - Конечно, все это я перевел в своих записях. - Один посетитель. - Аппарат замолчал. Теперь мне было ясно, что это такое. Обыкновенный регистратор событий, отсчитывающий дни и года уже многие тысячелетия, и каждый день докладывающий своему уже не существующему хозяину, что «состояние атмосферы нормальное и осадков не предвидится». Может быть, в городе находится бесчисленное множество аппаратов, так же отсчитывающих время и так же бесстрастно сообщающих никому не нужные сведения. Если верить этому регистратору, то выходило, что жизнь на Сьаройе погибла через две с половиной сотни лет после того, как я лег в «Армос». Значит, все мои надежды были пустыми, стремясь на родину, я стремился в мертвую пустыню. Говорят, что время залечивает раны. Но и после трех недель пребывания среди развалин боль утраты не утихала. Я открыл дверь и вышел в просторную светлую прихожую. Но этот дом явно не хотел отпускать меня. Едва я прошел несколько шагов, как опять услышал голоса. Я резко обернулся - никого не было. Я прислушался к голосам: говорили двое. - И все-таки Вил не прав. - Нет, с контейнерами инеста только так и надо было поступать, - возражал ему другой. Я не понимал, что все это значит, и медленно шел к выходу. Это напоминало мне земные легенды о душах людей, которые бродят по старинному замку и разговаривают между собой, и горе тому, кто осмелится войти в замок в этот ночной час. Но я вырос в мире, лишенном всяческих предрассудков, и поэтому пытался только понять, что это. Голоса отдалились и на смену им пришли другие: - Говорят, Аэйн вернулся от Оны. - Да, уже давно. - А где он сейчас? Я начал догадываться, в чем дело. Чтобы проверить свое предположение, я вышел на улицу - и тотчас же услышал тихий гул, шум ветра, шорох листвы, далекие и близкие голоса. Состав, покрывающий скафандр, принимал какое-то излучение приборов, которые запечатлели последние минуты жизни города. Я прислушался. - Ю, может быть, вызовем гравиплан и полетим к Звездному Городу, а оттуда на Лайферу? - спрашивал тихий девичий голос. Я шел по улице и везде слышал разговоры, тихий гул автоматического транспорта - и с напряжением ждал... И дождался. Тихий гул сменился все нарастающим воем, скрежетом, лязгом. Прямо передо мной валялись обломки двух автоматов. Диспетчер на станции был уже мертв, и предоставленные самим себе машины врезались друг в друга. Все последние звуки погибшего города на века запечатлели приборы. То сзади, то спереди меня раздавался треск и крики. Оглушительный взрыв, покрывший чей-то вопль, долго стоял у меня в ушах. Посредине площади столкнулось и взорвалось с десяток автоматов. Их обломки раскатились далеко вокруг. Чем дальше я шел по городу, тем больше звуков слышал. От них болела голова, звенело в ушах, и я яростно начал стирать блестящий состав. Звуки становились тише, исчезали вдали, и наконец наступила тишина... Но от этого голова заболела еще больше. Казалось, она раскалывается на куски. Гнетущая тишина давила и угнетала меня. Тишина после последнего вздоха погибающего мира. Это и был конец света. Я бросился на землю, зажимая уши, но в голове слышался грохот взрывов, предсмертные крики. Только что эти люди мирно беседовали и любили, смеялись и сердились, гуляли и горевали, а в следующий миг все уже было пусто - бактерии быстро сделали свое дело. Незаживающая рана заболела со всей силой. Хотелось кричать, плакать, выть и кусать землю, проклинать весь мир - но ведь ничем этим не вернешь к жизни планету. Надо было смириться, а это было нелегко. Я лежал и плакал без слез, оглушенный взрывами и скрежетом, и поэтому вначале не обратил внимания на короткие сигналы, раздающиеся в наушниках. Но они до того упорно лезли в уши, что я вскочил на ноги, готовый к новым неожиданностям. Но сигналы раздавались где-то внутри моего скафандра. Я включил миниатюрный телевизор, вмонтированный в запястье правого рукава скафандра, который позволял мне увидеть все приборы, находящиеся внутри него. На экране тревожно мигал счетчик радиоактивных частиц, потомок старых земных радиометров. Он указывал на то, что где-то поблизости находится источник радиации, правда, не столь сильной, чтобы угрожать здоровью человека. Я пошел прямо - сигналы стали затихать, свернул направо - сигналы усилились. Источник радиации находился где-то в конце улицы, по которой я шел. Надо мной нависали громады домов, зияли темнотой дыры, густым слоем висела пыль, бесконечными грудами лежали автоматы. День был ветреный, и пыль густым облаком клубилась в воздухе, застилая улицу. Приходилось идти наугад, то и дело спотыкаясь о какие-то обломки. Но источник радиации был уже где-то рядом. Счетчик сигналил почти беспрерывно. Кончилась улица, и я опять вышел на площадь, более просторную, чем та, возле которой я ночевал. Пыль почти рассеялась, и я увидел посреди площади оплавленное покрытие дороги и рядом невысокий обелиск, который возвышался над серым контейнером. Этот контейнер я узнал сразу - сколько раз я видел такие же, в которых хранилось оборудование, во время полета на «России». Да, это был контейнер с «России». Я подбежал к нему. Он был закрыт особым замком, который открывался только тогда, когда человек нажимал на панели, расположенной сбоку, пронумерованные клавиши. Я оглядел контейнер и почти сразу заметил надпись возле панели: «Шифр 0271». Я нажал требуемые клавиши - и контейнер открылся. В нем лежали пластмассовые ящики с надписями: «кислород», «вода», «скафандр», «оружие». Там были лучевые пистолеты и пакеты с итальянскими спагетти, баллоны с кислородом и трубки с лимонадом, различные медикаменты и портативный автоповар, работающий от солнечных лучей. Поверх всего этого лежало письмо. Космонавты были уверены, что я заболел клаустрофобией и стремился вырваться из стен звездолета на простор космоса. Другое предположение делал Громов. Ему, старому астролетчику, было не впервой видеть такие картины. Молодые, вроде меня, космонавты, за долгие годы полета настолько сильно начинали ощущать тоску по родине, что открывали выходные люки и выбрасывались в космос. Такие случаи раньше происходили довольно часто, и Комиссия отбора астролетчиков для полета к звездам учла это. К подавшим зая