ал человек. Почему-то на цыпочках, я приблизился к нему, осторожно перевернул лицом вверх. Это был пустой скафандр с прикрепленным шлемом. Его, наверное, выбросило из какой-нибудь каюты. Я перевел дух и вошел в централь. Там царил полный хаос. Разбитые потухшие экраны, обломки приборов, перевернутые изломанные кресла. Зацепившись за тумбу пульта, возле кресла лежал еще один скафандр. Я пересек централь, давя какие-то хрупкие детали, подошел к пульту и вдруг физически почувствовал на себе чей-то взгляд. Медленно обернулся, пересиливая себя, поглядел вниз, под ноги. Прямо на меня холодным ледяным взором смотрели мертвые глаза. Лицо трупа было перекошено гримасой страдания и боли. Тьесив - мой верный друг и товарищ. С острым чувством жалости я смотрел на него. Он попал в поле дeйcтвия генератора Витта - Лекса, который вылетел от удара из своего гнезда, сорвал защитные экраны и захватил краем поля Тьесива. Смерть была ужасна. Эта боль несравнима ни с чем. Я испытал ее при полете к Югде, но меня успели спасти. Я опустился на колени перед Тьесивом и взял в ладони его голову. Тьесив, Тьесив... Ты так стремился сюда, на Землю, ты был твердо уверен, что Солнечная система обитаема - и погиб такой страшной и трагической смертью. Нет, судьба была несправедлива к тебе, да и ко всем тем, кто погиб вдали от родины, при штурме чужих планет. Я впервые увидел Тьесива в одном из помещений Академии, кажется, через два дня после моего поступления на курсы обучения пилотированию космических кораблей. Мое внимание привлекла группа юношей, спорящих о чем-то на широкой открытой террасе, взлетевшей над обширным тенистым парком, окружавшим все двадцать восемь зданий Академии. До моего слуха долетали отдельные слова: «...Льодос... Есть все условия... Не уверен... Бесспорно, есть жизнь... Цивилизация... Ола...» Я подошел ближе. Незнакомый юноша с горящими глазами возбужденно доказывал своим слушателям, что на Оле, то есть Земле, несомненно, имеется жизнь, а может быть даже, и цивилизация. Вечером, в вагоне турда, я вновь встретился с Тьесивом. Мы познакомились, разговорились. Оказывается, и жили мы рядом, на третьем небе Столицы Аоро. С тех пор и началась наша дружба. Но, как говорит земная мудрость, «друзья познаются в беде». Близилась к концу наша учеба в Академии. Наступила пора экзаменов. Студентов-выпускников направляли в стажировочные полеты к соседним звездам. Тьесив и я летели к двойной звезде, называемой на Земле Росс 614. Весь путь к этому солнцу прошел довольно гладко. Корабль охотно подчинялся моим командам, и я уже радовался, предвкушая торжественную церемонию посвящения в астроплаватели. Тьесив также справился со своей задачей. Возле Росса 614, на одном из его искусственных спутников, построенных альтьерцами, находилась сложнейшая аппаратура, создававшая в заданной точке пространства планету-фантом со своей атмосферой, если она предвиделась по плану, горами, реками, лесами. Ее можно было ощущать, видеть, слышать ее звуки, дышать ее запахами - и в то же время ее не было, все это было иллюзией. Устройство аппаратов слишком сложно для объяснений, да они и не входят в мои планы. Тьесив был планетологом - он работал буквально дни и ночи, пользуясь аппаратом искусственного сна, и по окончании стажировки автомат признал его годным для этой профессии. А я отдыхал целыми днями, наслаждался планетой, летал над ней на заплечных крыльях и то ли от безделья, то ли от внезапного порыва поэтических чувств даже написал о ней, лежа на изумрудной траве у ручья или на золотистом песке у разомлевшего от зноя океана, шагая по диким зарослям джунглей или летая над безмолвными горами, греясь ночью у НАСТОЯЩЕГО костра или встречая рассвет, уйдя далеко в открытое море. «Это был призрачный мир, переливающийся всеми цветами радуги. Тихий шелест вечнозеленых джунглей сменялся ярко-красным ковром невиданных цветов, которые, в свою очередь, исчезали у голубой прозрачной воды бухты. За бухтой, в мерцающей дымке, высились горы. С их вершин открывался великолепный вид на прекрасную долину, распростершуюся у величественных подножий. Звенящие ручьи с ледяной водой, пьянящей, как вино, стекали с гор в долину, собираясь в спокойную, казалось, сделанную из хрусталя, реку. Стройные деревья склонялись к водной глади, стараясь заглянуть в ее глубину, любуясь своим отражением. Их душистые плоды таяли во рту. Река пересекала зеленую долину и неожиданно ревущим потоком устремлялась вниз с гигантского обрыва. Мириады брызг, сверкая, как жемчуг, как бриллианты, окружали водопад немеркнущим ореолом. Воды океана пенились и бурлили, со дна поднимался ил и песок. На многие километры от водопада океан был темен и грозен, не желая принимать чужие воды. За рекой опять начинались джунгли. Зеленые лианы паутиной свисали с толстых стволов, густые заросли колючих растений стеной окружали изумрудные поляны, приглашающие полежать и отдохнуть на их мягком ковре, но скрывающие под своим обманчивым ласковым обликом бездонную трясину, из которой не было возврата. Цветы, похожие на капли крови, алели в таинственном полумраке самого сердца джунглей, которые становились все гуще, все мрачнее, и когда уже казалось, что дальше прохода нет, джунгли неожиданно расступались, разбегались в стороны, и по узкой звериной тропе можно было дойти до зеленого берега сонной спокойной реки, неторопливо катящей свои прозрачные воды куда-то вдаль, к невидимому отсюда океану. Звук мотора кощунственно распарывал тишину. С беспокойным криком взлетали из кустов птицы, слышался треск кустарника и торопливый топот бегущих животных; бешено били по воде хвостом и уходили в глубину огромные рыбы. За кормой бота бурлила вода, в водоворотах кружились и пропадали обрывки водорослей. Мимо летели джунгли, шелестели под порывами ветра деревья, качались кустарники, кивали головками цветы, махали на прощание листьями-руками растения. Сверкали, переливались на солнце радужные потоки воды, разноцветный фейерверк брызг веером взрывал спокойную реку, все вокруг приходило в движение. Все быстрее, быстрее мчится бот. Резкий поворот, другой... Длинная песчаная отмель, заваленная мокрым, почерневшим от воды гнилым кустарником, ветки, стебли растений, выброшенные рекой на берег. Неуловимо мгновение, когда бот выходит из воды. И вот под его дном крутятся песчаные смерчи. Давно уже гул мотора стих в глубине джунглей, а песок продолжает колышущейся шуршащей стеной висеть в воздухе. Вдали джунгли расступаются в стороны, уходят все дальше от реки. Да и река уже не та. Не спокойная водяная лента плывет мимо берегов, но широко разлившаяся безбрежная водяная пустыня с бегущими по ее поверхности волнами открывается перед ботом. Да ведь это океан! Гигантские валы швыряют бот, как пушинку. Грозно нависающие волны грозят смять, раздавить дерзкого смельчака, рискнувшего вступить в борьбу с всемогущим властелином. Бот набирает высоту, уходит из неласковых объятий океана. Внизу в бессильной злобе толпятся волны, пытающиеся дотянуться до бота, вернуть его в свою стихию, забить насмерть всесокрушающими ударами и навеки похоронить под собой в головокружительной водяной бездне, из которой нет возврата. Солнце уверенно карабкалось по небосводу, и разморенный зноем океан затих. Бот снова опустился на воду и поплыл, поднимая пену. Вдали, где-то около черты горизонта, появилось небольшое облачко. Оно росло, и было уже видно, что не облачко это, а тихий зеленый островок, оазис, затерянный в пустыне. Крики птиц нарушали глубокое молчание океана. Бот поднялся в воздух и полетел, срезая днищем гребни волн. Мимо проплыли рифы, окружающие остров. Об их мокрые голые верхушки бились водяные валы. Буруны и водовороты охраняли остров, делали его неприступным. Возле берега чуть слышно плескалась теплая вода. Медленно уходили назад тенистые рощи, голубые озера, серебристо искрящиеся ручейки. Промелькнули скалы, отвесно обрывающиеся в воду, - и вот уже снова за бортом вздыхает могучий океан. Так можно лететь часами - и не достичь суши. Усталое солнце, израсходовав свое тепло, бледнеет и спешит укрыться в океане. Едва заметно темнеет небо. По спокойной глади воды бежит, переливается пурпурная дорожка - словно тысячи заходящих солнц неожиданно зажглись в глубине и, с трудом донося свои лучи до поверхности воды, светят, окрашивая зеркало океана в возбуждающий, волнующий цвет. Мягкая бархатистая темнота неслышно, на цыпочках, подкрадывается к земле. Солнце уже намочило свой край в океане и, остывая, даже, кажется, чуть слышно шипя, шлет последние прощальные лучи. Багровый закат ярким пламенем полыхает на горизонте, кровавым драконом вьется по воде, огненной жар-птицей, расправившей крылья, да так и замершей неподвижно, распластывается в небе. А после теплого тихого вечера наступает ночь. На глубоком сине-черном небосводе появляются звезды. Их очень много, ярких жемчужин ночного неба, безмолвно шлющих свои золотистые лучи, любующихся своим отражением в океане. Бот как будто повис в гигантской бездне без конца и края и висит так, едва заметно покачиваясь на присмиревших волнах. Далекие звезды навевают тишину и покой. Легкая спокойная радость входит в сердце, и хочется веками лежать без движения, любуясь звездными узорами, искусными кружевами, сплетенными природой. Если чуть прищурить глаз, глядя на ночное небо, то светящий