ен, не желая принимать чужие воды. За рекой опять начинались джунгли. Зеленые лианы паутиной свисали с толстых стволов, густые заросли колючих растений стеной окружали изумрудные поляны, приглашающие полежать и отдохнуть на их мягком ковре, но скрывающие под своим обманчивым ласковым обликом бездонную трясину, из которой не было возврата. Цветы, похожие на капли крови, алели в таинственном полумраке самого сердца джунглей, которые становились все гуще, все мрачнее, и когда уже казалось, что дальше прохода нет, джунгли неожиданно расступались, разбегались в стороны, и по узкой звериной тропе можно было дойти до зеленого берега сонной спокойной реки, неторопливо катящей свои прозрачные воды куда-то вдаль, к невидимому отсюда океану. Звук мотора кощунственно распарывал тишину. С беспокойным криком взлетали из кустов птицы, слышался треск кустарника и торопливый топот бегущих животных; бешено били по воде хвостом и уходили в глубину огромные рыбы. За кормой бота бурлила вода, в водоворотах кружились и пропадали обрывки водорослей. Мимо летели джунгли, шелестели под порывами ветра деревья, качались кустарники, кивали головками цветы, махали на прощание листьями-руками растения. Сверкали, переливались на солнце радужные потоки воды, разноцветный фейерверк брызг веером взрывал спокойную реку, все вокруг приходило в движение. Все быстрее, быстрее мчится бот. Резкий поворот, другой... Длинная песчаная отмель, заваленная мокрым, почерневшим от воды гнилым кустарником, ветки, стебли растений, выброшенные рекой на берег. Неуловимо мгновение, когда бот выходит из воды. И вот под его дном крутятся песчаные смерчи. Давно уже гул мотора стих в глубине джунглей, а песок продолжает колышущейся шуршащей стеной висеть в воздухе. Вдали джунгли расступаются в стороны, уходят все дальше от реки. Да и река уже не та. Не спокойная водяная лента плывет мимо берегов, но широко разлившаяся безбрежная водяная пустыня с бегущими по ее поверхности волнами открывается перед ботом. Да ведь это океан! Гигантские валы швыряют бот, как пушинку. Грозно нависающие волны грозят смять, раздавить дерзкого смельчака, рискнувшего вступить в борьбу с всемогущим властелином. Бот набирает высоту, уходит из неласковых объятий океана. Внизу в бессильной злобе толпятся волны, пытающиеся дотянуться до бота, вернуть его в свою стихию, забить насмерть всесокрушающими ударами и навеки похоронить под собой в головокружительной водяной бездне, из которой нет возврата. Солнце уверенно карабкалось по небосводу, и разморенный зноем океан затих. Бот снова опустился на воду и поплыл, поднимая пену. Вдали, где-то около черты горизонта, появилось небольшое облачко. Оно росло, и было уже видно, что не облачко это, а тихий зеленый островок, оазис, затерянный в пустыне. Крики птиц нарушали глубокое молчание океана. Бот поднялся в воздух и полетел, срезая днищем гребни волн. Мимо проплыли рифы, окружающие остров. Об их мокрые голые верхушки бились водяные валы. Буруны и водовороты охраняли остров, делали его неприступным. Возле берега чуть слышно плескалась теплая вода. Медленно уходили назад тенистые рощи, голубые озера, серебристо искрящиеся ручейки. Промелькнули скалы, отвесно обрывающиеся в воду, - и вот уже снова за бортом вздыхает могучий океан. Так можно лететь часами - и не достичь суши. Усталое солнце, израсходовав свое тепло, бледнеет и спешит укрыться в океане. Едва заметно темнеет небо. По спокойной глади воды бежит, переливается пурпурная дорожка - словно тысячи заходящих солнц неожиданно зажглись в глубине и, с трудом донося свои лучи до поверхности воды, светят, окрашивая зеркало океана в возбуждающий, волнующий цвет. Мягкая бархатистая темнота неслышно, на цыпочках, подкрадывается к земле. Солнце уже намочило свой край в океане и, остывая, даже, кажется, чуть слышно шипя, шлет последние прощальные лучи. Багровый закат ярким пламенем полыхает на горизонте, кровавым драконом вьется по воде, огненной жар-птицей, расправившей крылья, да так и замершей неподвижно, распластывается в небе. А после теплого тихого вечера наступает ночь. На глубоком сине-черном небосводе появляются звезды. Их очень много, ярких жемчужин ночного неба, безмолвно шлющих свои золотистые лучи, любующихся своим отражением в океане. Бот как будто повис в гигантской бездне без конца и края и висит так, едва заметно покачиваясь на присмиревших волнах. Далекие звезды навевают тишину и покой. Легкая спокойная радость входит в сердце, и хочется веками лежать без движения, любуясь звездными узорами, искусными кружевами, сплетенными природой. Если чуть прищурить глаз, глядя на ночное небо, то светящийся лучик оторвется от звезды, понесется через холодную пустоту и войдет в самое сердце. Частичка звезды согреет душу, и захочется сделать что-то такое, чтобы всегда светили звезды, чтобы веками взирали они сверху на нас, такие прекрасные... и доступные. А может быть, где-то, в головокружительных далях Вселенной, неведомое существо в этот миг тоже смотрит на звезды и мечтает, мечтает обо всем на свете? Может быть, невиданно прекрасная девушка далекого мира смотрит на ту же звезду, что и я, и видит меня, лежащего на палубе и мечтающего под призрачный шелест звезд. Если очень хорошо прислушаться, то можно услышать хрустальный звон, как будто бьются друг о друга маленькие хрупкие льдинки. Это говорят звезды. Не слушайте тех, кто отрицает это. Лучше тихой звездной ночью останьтесь наедине с далекими солнцами - и, если повезет, вы услышите разговор чудесных алмазов на лике Вселенной - звезд. Все больше и больше маленьких серебристых лучиков собираются в сердце, и вот уже чувствуешь, как тело становится невесомым. Ты плывешь над океаном, возносишься все выше и выше в звездные дали, и по светлому лучику летишь к прекрасным и ослепительно чудесным звездам. Вся душа ликует и радуется необъятному простору. А звезды нежно и в то же время властно зовут к себе. Звезды зовут!» Быть может, кто-то не поймет меня. А меня действительно непреодолимо тянуло к звездам. Именно по далекому зову Солнца я прилетел к этой звезде, прилетел, чтобы остаться здесь навсегда... Так шли дни. Пора было возвращаться назад, на Альтьеру. Уплыла назад и почти тотчас исчезла планета - автоматы закончили программу, - и корабль остался наедине с космосом. Если учесть, что это был мой первый самостоятельный полет к другой звезде, то можно себе представить мое состояние, когда корабль потерял управление. Впрочем, я догадывался, что это был фокус автомата-тренера, установленного на звездолете. Что такое автомат-тренер? О, это чудовище, погубившее не одного молодого пилота! В смысле того, что сочло стажировку неудовлетворительной. Ну, а если объяснить проще, это автомат, соединенный со всеми механизмами корабля, внимательно следящий за пилотом и способный, когда ему вздумается, вдруг выключить защитный экран, сбить настройку приборов или прекратить подачу топлива к дюзам. Он следит за тем, как пилот действует в создавшейся ситуации, и оценивает его поведение. В Академии, на курсах пилотов, из уст в уста переходило предание о том, как некто Сьол, бывший студент Академии, справился с автоматом. Нам, студентам, были известны указания, следуя которым (если верить всему этому) можно было отключить автомат, заставить его зачесть стажировку и объявить, что пилот может покинуть стены Академии. Так вот, когда мы уже возвращались на Альтьеру, автомат выкинул одну из своих старых штучек. Корабль потерял управление. Хотя я все время и ждал чего-нибудь подобного - ведь в этом и заключается весь смысл стажировки, - но все же здорово растерялся. Я метался по централи, не зная, что делать. И тут Тьесив, который после этого полета так же, как и я, покидал Академию, посоветовал мне применить «эффект Сьола», как его шутливо называли мы, студенты. И я разобрал автомат, нашел незаметный предохранитель и снял его. Когда я попытался включить автомат, он уже не работал. А корабль без управления мчался куда-то в сторону от Альтьеры и довольно быстро напоролся на метеорит. Мы были бессильны что-либо изменить: защитные экраны и энергоизлучатели отключились вместе с автоматом. Космический холод проник внутрь корабля. И хотя мы с Тьесивом были в легких скафандрах, это недолго продлило бы наше существование. Дело в том, что в них не было установок для регенерации воздуха... На наше счастье, в централи было два аварийных баллона с воздухом, который катастрофически быстро убывал. Мы сидели рядом, мысленно прощаясь с жизнью. «Ничего, Юн, выживем», - помню, сказал мне тогда Тьесив, хотя по его глазам было видно, что сам он в это уже не верит. «Безусловно», - бодро подтвердил я. Иногда кто-нибудь из нас терял сознание - и тогда другой отдавал ему воздух из своего баллона. Тьесив потерял сознание первым, и я перекачал ему почти весь свой запас. Я старался дышать как можно реже, надолго задерживал дыхание, и от этого перед глазами плыли разноцветные круги, а централь превращалась в радужно сияющий шар, который катился на меня, угрожающе переливаясь и дыша в лицо огненным жаром. Смерть стояла за спинками наших кресел и ждала, кто же из нас не выдержит первым. Я понял, что такое смерть, когда мозг окутала зыбкая пелена и удушье цепкими лапами сжало горло. Леденящий обжигающий холод волной пронизал тело, и мне вдруг стало легко и очень хор