* * * Сон медленно уходил. И сразу же на смену ему пришли мысли о наступающем дне. Дне условном - под землей всегда царит вечная темнота, которую прорезает лишь свет из раскрытой двери цилиндра. Она открыта все время. Здесь ведь нет ничего, чего можно бояться. Я встал, поправил крылья и шагнул с порога в темноту. В свете луча я увидел яму, сделанную взрывом. Она была заполнена пылью почти наполовину. Как опрокинутая чаша нависла над ней порода. И все же, если бы не самовырастающие конструкции, я не выбрался бы отсюда. Я забыл сказать, что автомат дал ответ, гарантирующий лишь 30-процентную возможность того, что решение будет безукоризненным. Остальные 70 процентов не исключали того, что порода может обвалиться. Для точного ответа я должен был сообщить автомату сведения о том, с какой силой пласты давят на цилиндр. А узнать этого я не мог. Но окрыленный надеждой о том, что можно выбраться отсюда, я совершенно забыл об этом, но, взорвав породу, я обнаружил, что она угрюмо и мрачно нависает над ямой, каждую минуту грозя рухнуть. В отчаянии я бросился в отсек, где лежали автоматы, в надежде, что найду там что-нибудь, что сможет поддержать многометровую толщу. И провидение опять сжалилось надо мной (я говорю словами землян, у нас таких понятий, как фортуна, провидение, бог, черт, душа, ангел нет). Оно послало мне свой дар в виде маленькой коробки с надписью: «Льодос». На языке землян это значит что-то вроде: «Биоматериал». Невозможно поверить, что квадратные пластинки, содержимое коробки, сдержали тяжесть горных пластов. И все же это было так. Я положил пластинки на выступах в разных концах купола и снял с них предохранительный слой. После этого я лег в «Армос» и стал ждать. Я знал о действии «Льодоса», но то, что я увидел, превысило все мои ожидания. За несколько минут пластины разрослись и переплели весь купол, образовав ажурный узор. Их крепость превосходила крепость всех известных людям Земли сплавов. Сейчас, когда я пишу эту повесть, пластинки лежат в шкафу в другой комнате. Завтра, наверное, я отнесу их в Институт пластиков и сверхпрочных материалов. Но как я объясню их появление?.. Присвоить открытие себе я просто не мог. Не так воспитывались мы на Сьаройе. Но и не показывать пластинок... Это просто было бы преступлением. Конституция (я не нашел более подходящего слова), итак, конституция Сьаройи в одном из ее пунктов гласила: «Помогать другой цивилизации, стоящей ниже по уровню развития. Передавать автоматику, учить пользоваться ей. Рассказывать о всех новейших достижениях и открытиях ученых планеты. Никогда не утаивать того, что помогло бы другой цивилизации шагнуть вперед по уровню развития». Я должен был придумать правдоподобную историю появления этих пластинок. Но об этом позже. После убеждения в надежности «Льодоса», я начал работу. И вот плоды работы передо или, точнее, подо мной. Яма, наполовину заполненная пылью. А вверху узкий коридор - коридор к чужой жизни. Почему я был так уверен, что жизнь разовьется на Земле? Я слышал много разговоров (слышал почти пятьсот миллионов лет назад) о том, что на этой планете должна зародиться жизнь. Мои товарищи по кораблю, биологи, имели очень много неопровержимых доказательств этого. Материалы, собранные автоматическими станциями, летавшими сюда до нас, послужили основой для доказательств. И хотя я не помню их, так как никогда не увлекался биологией, я знаю, что мои товарищи правы. Ведь от их правоты зависит моя будущая жизнь, и я хочу верить, что они правы. Единственный шанс - практическое доказательство их теорий.
* * * Этот день - самый радостный из всех дней, проведенных мной под землей. Сегодня я впервые за (подумать только!) миллионы лет увидел голубое небо. Толщина пластов оказалась намного толще, чем я ожидал. Позднее я узнал, что во время моего сна произошло поднятие гор, которые погребли меня под собой, и более древние пласты с цилиндром опустились вниз. Но опять я ухожу в сторону! Я плохой писатель, но что поделаешь? Я не решаюсь рассказать об этом кому-нибудь и потому пишу сам. На крыльях я поднялся наверх. Замелькали стены колодца и вдруг раздвинулись и пропали. Я был на поверхности. Горы были местом моего пробуждения. С того места, где я стоял, можно было видеть горные вершины. Я сам был на крутом склоне одной из них. Взгляд вниз - и я почувствовал, как дыхание участилось, пот выступил на лбу, закрытом шлемом. Склон почти отвесно обрывался вниз, где расстилалась широкая котловина. Зажмурив глаза, я шагнул с края обрыва. Ни с чем несравнимое чувство полета. Почти невесомое тело свободно парило над землей. Так казалось мне. Но, открыв глаза, я обнаружил, что стены пропасти с огромной скоростью мелькают мимо меня. За спиной раздвинулись крылья, и я плавно, как птица, спланировал вниз. Густая трава скрывала мои ноги почти по колено. Я снял шлем и, свободно вдыхая земной воздух, любовался этой первозданной красотой. Тишина нависла над горами, окутав их таинственной дымкой. Не верилось, что я единственное разумное существо на всей планете. Но это, как я полагал, было так. Крылья опять подняли меня над горами. Рычажок был переведен на максимальную скорость. Под ногами понеслись назад горы. Их главные цепи с ледяными вершинами были разделены полосой долин, котловин, впадин. Более мелкие внутренние хребты разделяли эту полосу. В некоторых местах склоны круто обрывались вниз, но дальше я заметил, что более длинные из них ступенями спускались к подножию вершин. Их пересекали гигантские ледники. Горы я запомнил навсегда, и когда впоследствии мне приходилось пролетать над ними на махолете, в памяти всплывала эта картина. Горы, горы, горы, покрытые льдом, без единых следов жизни. День начал клониться к вечеру. Сумрак скрадывал расстояние, и казалось, что далекие вершины обступили меня со всех сторон. Я снизился и выбрал место для ночлега. В поясе скафандра хранилась специальная пища для потерпевших крушение космолетчиков. Так как я относился к их числу, и есть больше было нечего (ведь отсек с продовольствием до сих пор лежал в жерле несуществующего уже вулкана), я питался этой довольно противной пищей. В ее состав входило много веществ, о свойствах которых я сейчас весьма смутно помню, хотя это и входило в программу школы космолетчиков. Но мне это простительно, так как где это видано, чтобы память могла хранить знания пятисотмиллионолетней давности. Так вот, я проглотил таблетку этой пищи (последней могло хватить лет на десять по земному времени, потому что одна таблетка утоляла голод на месяц - опять-таки, по земным измерениям), я проглотил таблетку и лег спать. Мне не раз приходилось спать подобным образом, свернувшись в клубок и включив обогрев скафандра, когда наш экипаж терпел аварию на планетах Югды и Лозоса,* и потому я сразу же заснул. (* Я не считаю нужным переводить названия, так как записи рассчитаны на землян разных профессий, многие из которых не имеют никакого отношения к астрономии).