Вертолет крутило, как будто им играли сумасшедшие ведьмы, летающие вокруг на метлах. Отто, не отпуская МГ, болтался взад-вперед, порой ударяясь о дырку в борте. Острый металл сразу прорвал ткань брюк, раскроил бедра, где-то даже добравшись до кости.
Кровь летела вокруг, горячая на выходе и тут же замерзающая, несколькими холодными каплями ударившая Отто по лицу. Ему перебило позвоночник, разворотило живот, а он почему-то все жил, намертво вцепившись в рукоятку и не видя, как завязки-утяжки рукава парки несколько раз обмотались вокруг нее и станка.
Последний поворот заставил его глухо замычать, сил на крик не оставалось. Отто впечатало прямо у пробоины, разодранные вкривь и вкось края вцепились крючками, как в рыбу, не отпускали. Так даже оказалось лучше, хотя и страшнее.
Отто уставился в ревущее белое за бортом. «Драккен» перестало швырять, выровняло и несло к земле, все быстрее и быстрее. Прямо на приближающийся сухой лесок, вдруг проглянувший в просвете снежной бури и подсвеченный чудом уцелевшим поисковым прожектором на пилоне.
Ближе, совсем близко… Отто захрипел, услышав еще чей-то стон, поднял голову, надеясь увидеть хотя бы одно знакомое лицо вместо ледяной русской пустыни, раскрывшей свою пасть и готовой сожрать еще сколько-то немцев.
Вместо Хоффмана, летунов или хотя бы кого-то из молодых, на него взглянула черно-красная маска смерти, текущая склизким и жирно чадящая. А потом остатки бронестекла встретились с белым и твердым, и Отто сдох.
На войне, как… — 14
г. Сызрань, ланд-комиссариат «Ост-Волга», 196…
Павка сидел за вагоном. Трудно сидеть где-то еще, если прячешься от полицаев на станции. Можно, конечно, добраться до депо, но это сложно. Через станцию шли и шли эшелоны, а на доп-путях маневровые расталкивали грузы и пустые товарняки. Павке оставалось только дождаться, когда темноты станет больше и порскнуть в депо, надеясь проскочить.
Выбраться в сторону нового города не выйдет, вся станция перекрыта натянутой колючкой, разделительной полосой и вышками, где мерзли немцы. А еще там патрули с собаками. Павке повезло, у искавших его придурков псов не оказалось, не положено полицаям иметь своих собак, они с ними обращаться не умеют… Да нет, всех псов местного комиссариата Павка с пацанами и потравил недавно. С тех пор и ищут, а он снует туда-сюда, никак в руки не дается. Остальных пока не встречал, может, поймали, может, наоборот, уже за городом где-то.
Два месяца как прошло после Таньки, разодранной овчарками у старой церкви. Храма, вернее, торчавшего в старом городе. Танька украла что-то, пыталась удрать от приказчика из лавки, а тут, как назло, полицаи ехали в машине. А с собой три рыже-черных псины, те их и спустили, а Танька бежала и бежала, думала укрыться в слободе. Не вышло.
Павка, Миха и Леха решили так это не оставлять. Опасно? Опасно, но хоронить Таньку вышло им. Когда полицаи, посмеиваясь, оттащили собак от бродяжки, сели в свой грузовик и уехали, пацанва смогла выбраться из укрытий и…
Павка тогда даже плакал, Танька ему нравилась, она была веселой и красивой. Ее не портил даже шрам на щеке, длинный, от глаза и вниз. Это ее когда-то колючкой задело, когда они на склады забирались. Зажило быстро, а год спустя остался глубокий след, все белеющий и становящийся меньше. Танька переживала, как все девчонки, но скрывала, а Павка точно знал.
Таньке разорвали все, что можно, а умерла она от потери крови. И не сразу, а к вечеру, лежа в густом тепле их подвала, где пацаны жгли сэкономленные дрова. В подвал даже заглянул патруль, но Леха выставил двум ублюдкам притыренные до поры-до времени три пачки настоящих немецких сигарет и ублюдки убрались, что-то там ворча на своем непонятном русском.
В госпиталь их не пустили, а врачи, жившие в старом городе, не пошли даже за пять золотых десяток, имевших в тайнике. Миха было приставил нож, спрятанный в сапоге, к горлу одного, но тут в подъезд зашли люди и пришлось ему убегать через чердак.
Они поили Таньку чаем, угрохав весь запас сахара, скормили шоколад, но к утру она закрыла глаза и не проснулась. Пацаны похоронили ее у реки, отыскав давнюю воронку и завалив натасканными битыми кирпичами. Рыть землю у них не получалось, та промерзла намертво.
Крысиный яд они сперли в аптеке через неделю. А еще через три, вскрыв мясную лавку, ночью пробрались в собачник у полицаев, накидав псам мяса, нашпигованного отравой. Миха ошибся, выбираясь последним и его увидел часовой, наконец-то добравшийся до угла с собаками. Узнать — кто еще в банде с малолеткой в белом полушубке, полицаи смогли.