А уж, к примеру, вахтер, Василий Петрович Галаган, с его клешнями флотского старшины, так и одной. Ему-то скрываться не нужно, вахтер он и есть вахтер, человек служивый, награжденный, состоящий в категории запаса. А уж если запас только по документам, а звание куда выше старшины, а цацки, захоти навесить на парадный китель, до пупа спустятся — кому какая разница.
Счетоводы и сотрудники статистики, да уж. В принципе все верно говорят о дяде Ёсе, он и есть старший счетовод, пусть считает вовсе не железо с углем в тоннах или пшеницу в гекалитрах. Хотя и не придет никому в голову считать ту в гекалитрах. Да и сталь дядя Ёся считает, почти каждый день, пусть и не советскую. Но это дело вовсе не всей его родни, что вовсе не родня. Так, седьмая вода на киселе, как говорится.
— Иосиф Самуилович, как же так, а? — сказал, помнится, товарищ Лаврентий, сидя на углу вот этого самого стола. — Вы, наш лучший сотрудник, ни разу не замеченный в порочащих вас связях и делах, воспользовались служебным полномочием?
Стыдно было тогда дяде Ёсе, когда сидел на углу его рабочего стола товарищ нарком. Сидел, смотрел через очки с диоптриями, туго пошевеливая располневшей с возрастом шеей. И задавал правильные да нужные вопросы, интересовался — зачем же Иосиф Самуилович Кац, чистопороднейший еврей, рожденный за чертой оседлости, в местечке у Белой Церкви, выпестованный Революцией и ею же, заостривший гениальный аналитический мозг, посаженный в это удобное кресло, решили спасти даже не кровных родственников? Знали же, что донесут, знали, что будет этот самый разговор, а?
Когда ты сидишь в кресле заместителя начальника аналитического отдела аппарата Контроля Верховного главнокомандующего Народного Комиссариата Обороны, прячущегося за вывеской отдела статистики, нужно быть другим. Есть проблема — подними трубку, скажи кому нужно, ее решат. Не лезь сам, не трать своего времени с нервами.
Врача того раскрыли сразу, и не имел Лёвин белый билет никакого отношения, взяли его позже, за другую взятку. А тогда прикрыл дядя Ёся дело, положенное на стол своим человеком в НКВД. Свой человек, прячущий в кармане красную книжечку СМЕРШа, все понимал. И даже сам сделал необходимое, подставился, пытаясь отвести угрозу от старого глупого еврея Иосифа.
Только правды в мешке не утаишь. И липовая справка для сына двоюродной сестры жены, погибшей с дочерью и внуками там, на Черном море, тайной для кого надо не стала. И сидел дядя Ёся, не глядя в глаза наркома в очках, смотрел и не находил ответа.
— Иосиф Самуилович, — говорил нарком, разглаживая чуть скомканный лист справки, лично взятый у дяди Ёси и смятый в разом погасшей ярости, — вы нужны нам здоровым, спокойным, выспавшимся и даже съевшим ваше обязательное яйцо всмятку. Вы нужны нам, и не нам, Ему и мне, а стране. Вы же знаете!
Да, он знал. Три раза в год, ложась в специальную больницу-санаторий НКО, знал. По две недели, три раза в год, под капельницами, с препаратами, под аппаратами, под наблюдением врачей и сестёр, знал и никогда не забывал.
В самом НКО уже три года целый этаж отведен под огромные стальные блоки, гудящие мощными лампами, вентиляторами охлаждения, потрескивающие километрами проводов и контактов из драгметаллов. Целое бюро, сто человек настоящих гениев, всеми силами, днем и ночью пытаются довести до ума чудовищную машину, должную выдавать аналитику и прогноз с той точностью, что выдает один единственный старый еврей.
У него квартира в новом квартале, с домработницей, прикидывающейся соседкой. Его окна выходят на хвойный лес, где он гуляет вечером, встречая знакомых, грибников, бегунов, мам с колясками или саночками, любителей собак, да…
Окна выдерживают прямую очередь полной коробки крупнокалиберного пулемета, а автоматические жалюзи, срабатывающие на скорость и температуру, спрячут его от прямого попадания из гранатомета. Собаки в лесопарке и доме служебные, чующие взрывчатку за километр, а мамы в своих колясках, всегда гуляя парами, везут целый арсенал, средства защиты и аппаратуру реанимации. Стены квартиры сразу не разнесет даже танк, а крышу не сможет раздолбать до его третьего этажа прямое попадание авиационной бомбы. В подвале, прячущимся за будочкой коньсержа, положенного дома партийной номенклатуры, гермодвери бункера с прямой веткой, выходящей в правительственный центр связи и управления, упрятанный под Академгородком. Да и будка вахтера, как он сам, непростая.