— Ты посмотрите-ка, фу ты — ну ты, экая она… — протянула бабка, совершенно не по-местному, выговаривая каждое слово как давно забытая Деевская училка. — С чего взяла, милушка?
— Кожа слезает, небось? — Алевтина не боялась, но Дей краем глаза заметил, как правая рука у нее вдруг прыгнула в карман пыльника, оттянутого тяжелым. — Глаза уже потекли?
Пес Жучок, смахивающий на волка еще больше, прыгнул с места. Таким прыжком, что двух хватило бы до улыбчивой женщины. Дей снял его сам, срезал в полете, упустив, когда девка-внучка странно потекла в воздухе, на глазах превращаясь во что-то странное. По ней били уже лаборанты, вдруг вооружившиеся настоящими пистолетами Маузера, разве что с длинными магазинами.
— Ее в живых! — кричала Алевтина и Дей видел, как люди, совершенно не смахивающие на военных, двигались лучше половины его, Дея, мобильной опергруппы.
Пули попадали в воздух, кружащийся вокруг девки, уходящей от них, нов се же пару раз напоровшейся. Сбитую, странновато поломанную, добивали не подходя, зарядив новые обоймы.
— Могла бы жить. — поделилась с бабкой Алевтина. — Сдалась бы и…
— Ну да, — протянула та, — и к вам, живодерам, под нож бы пошла. Думаешь, не знаю о вас? Я все знаю. У меня в хребте серебро еще от чекистов осталось.
— Сама пойдешь?
Село взорвалось пальбой. Из домов, хрипя и еле двигаясь, ползли, тянулись к площади, тащились на четвереньках, странные мохнатые фигуры. Двигались слабо, группа справлялась. За околицей вдарило из пулеметов, явно кося кого-то из беглецов.
— Думаешь, сильно умная? — поинтересовалась бабка, смотря на стоящих перед ней. — Думаешь, наука все и всех победить сможет? Думаешь, я о яде вашем, призывникам впрыснутом, ничего не знала и не почуяла сразу, как мои на горбах свежее мясо приволокли? Думаешь, серой шкурой обрасти и клыки отпустить можно только через пень с ножом, наговор или укус? Думаешь, о стоянке вашей не знала? Думаешь, где воду станете набирать — подгадать не могла? Думаешь, мне своих не жалко?
Дей, слушая ритмичные слова, вдруг начавшиеся сливаться со странным дыханием старухи, задрожал всем телом. Кто-то из бойцов, стоявших рядом, даже упал, скребя землю пальцами и желтыми, разом отросшими, толстыми ногтями.
Старуха что-то говорила, на посохе, незамеченное сразу, крутилось навершие, притягивая взгляд, а Алевтина, чуть дергаясь, тянула и тянула из пыльника зацепившийся ТТ. Лаборант, стоявший рядом с ней, раздирал на лице кожу, рвал ее кусками, выпуская странно прущую наружу щетину.
А сам Дей, жадно нюхавший воздух, вдруг куда жаднее глянула на человечью самку, пускавшую слюни и пытавшуюся что-то сказать. Он почти вцепился ей в глотку, когда остановило Слово, пришедшее от хозяйки, бросившее тяжелую зубастую морду к земли и заставившее замереть.
— Жалко мне моих, — покачала головой старуха, — всех их жалко, больше, чем полвека как. Но обновлять стаю нужно, иначе примелькаются, а это опасно. Но ты не переживай, голубушка… теперь ты все это изнутри узнаешь. Этим вот хватило волчьей травы, а тебе, любушка, во флягу именную другого залили. Ты пока полежи, отдохни, отработаешь мне пакость свою животом да дыркой, когда нарожаешь полукровок, те всегда сгодятся. Жалко, переезжать придется снова. Но то не беда, мест у моей семьи всегда хватало.
Дей, услышавший щелчок пальцев, подбежал к ней ближе и прижался к коленкам. Обожание и повиновение, еда и вкусно пахнущие самки… Больше бывшему комгруппы ничего не хотелось.
— Их нашли через полгода. — Саша закурила. — Только-только вертушки испытывали и пилоты заметили странную стаю и людей, идущих вместе. Алю спасли, но в ней спрятался сюрприз. Раз в сутки вожак давала ей настой, и та оставалась человеком. А тут…
— Ты там была?
Саша кивнула:
— Вторая командировка. Хорошо, мы ее тогда насильно спеленали. Не успела ничего натворить.
Куминов согласно кивнул, совершенно не представляя себе такого. Но после этой ночи…
Его радовало одно: правда оказалась страшной. Но хорошо, что еще есть этот самый Институт.
Учреждение, ведущее свою историю с двадцатых годов девятнадцатого века, в веке двадцатом, полном страшных изменений, смогло не сгинуть в небытие и укрепить свои позиции. В чём крылась загадка этого щедрого финансирования и снабжения, Саша сказать не могла. Или, куда вероятнее, не хотела. Так как даже у Куминова, только что узнавшего о заведении самый минимум информации, догадки возникли сами собой. Хватило лишь одного воспоминания о случившемся ночью, чтобы понять стремления и чаяния красных вождей.
Сказки, значит… Да, многое становилось яснее.
Велик был соблазн получить в своё распоряжение тех, кто мог многое, казавшееся невероятным. Капитан прокрутил в голове движения Петровича, которыми тот уходил от выстрелов, его бешеную живучесть, когда после нескольких попаданий в упор из автомата тварь всё ещё рвалась к нему. Вспомнил о фотографиях немецких солдат, показанных на фотографиях в альбоме. Машинально коснулся рукой бедра, где под плотной тканью, рваной полосой проходил шрам от безумного фашиста, рвущегося к врагу. Стало плохо от осознания самого факта, что многое про людей, тех самых, о которых с самого детства говорили лишь с восхищением и невольным страхом, оказывалось не совсем правдой. Не хотелось верить капитану в собственные мысли, ой как не хотелось…