Вот как ту самую вечернюю молитву, так и эти слова курсанты запоминали первые три дня. Старшина Апарович, левой стороной лица напоминающий потекший сыр, опершись левой рукой-культяпкой на тумбочку дневального, не распускал спать, пока слова не звучали как надо: едино, сильно и яростно.
— Молодцы! — майор пригладил усы большим пальцем левой руки. У него не хватало мизинца и безымянного, но садясь за рычаги — майор цеплял хитрый протез, сделанный в мастерских Военно-медицинского института и разгонял стальные махины как никто другой.
— Молодцы, — повторил майор, — а теперь записываем точки попадания, после которых «саранча» горит как миленькая. Их у них есть, как говорится. И мы их, гребаных сук, знаем давно!
«Шагуны», «бегуны», «волки»… К концу курсов Степа знал о шагающей технике все. От открытия в сорок восьмом, сделанного инженерами Порше, сумевшим склепать специальную шагающую платформу, используемую горными егерями для подвоза боеприпасов на перевалах и до «саранчи», ставшей проклятием партизан на Кавказе совсем недавно. Знал, куда попадать, знал, как жечь, знал все полностью.
Степана отправили на Северный фронт, где машины красили в бело-голубое и серое. Первым боем стала стычка с финнами у Петрозаводска, отбитого совсем недавно и бывшего опорной точкой перед рывком на Ленинград, одновременно с наступлением в Поволжье.
Степан Наумов погиб в своем первом бою. Сжег два стареньких четвертых «панцера», регулярно отправляемых немцами финскому щютцкору и пропустил выстрел сбоку. Его номер, Микола Галайда, из казахских украинцев, тогда уже ничего не видел, получив попадание в голову. Вместе с похоронкой родителям Степы передали орден Красного знамени.
Глава пятнадцатая
'Страх — это защитная функция организма. Это сигнал об опасности.
Солдат, не испытывающий страха, в разведку не годен.
Страх — драгоценность, если боец умеет владеть ею'
('Подготовка личного состава войсковых РДГ,
Согласно требований БУ-49',
изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д, Тарас Ф. С.)
Снег чуть хрустел под полозьями лыж. Снова: шаг-шаг-шаг, раз-два, раз-два, вперёд и вперёд. Группа шла как обычно, не сворачивая в сторону от одинокой, еле заметной лыжни. Вереница людей в белом, тихо и быстро бежала вперёд через редкий пролесок.
В высоком чёрном небе ярко смотрели вниз странно большие для этих краёв звёзды. Луна, уже начавшая урезаться, светила как могла ярче. Куминов злился, понимая, что попадись навстречу небольшая группа немецких поисковиков, и всё, пиши-пропало. Погода подкидывала «волкодавам» противника хороший сюрприз, выступая против разведчиков. Спасал лесок, укрывший группу. Между его, пусть и редких, стволов можно было спрятаться и двигаться относительно безопасно. Хотя движение группы капитану тоже не нравилось.
После ночи на заимке что-то внутри группы разладилось. Отработанный механизм коллектива начал барахлить. Понятно — раненый Джанкоев выжимал из себя лишние усилия, но не оставлять же его было? Нервничал обычно невозмутимый Эйхвальд, которого сильнее остальных задело случившееся. Злился по непонятной причине Хрусталёв и Куминов решил не отпускать того вперёд. Плохо всё это плохо.
Разведывательно-диверсионная группа — единый и сплочённый коллектив. Таковым он должен быть всегда. На задании так особенно.
Капитан чувствовал настрой своих людей, необычно подавленных и настороженных. Понимал, что это пройдёт, пусть и не сразу, но не мог ничего поделать с самим собой. Тревога не отпускала, временами пропадая, но обязательно возвращалась. Самое плохое во время операции, самое отвратительное, что может быть — страх солдат, ощущаемый почти физически. И не тот рациональный, когда ждёшь выпада противника и готовишься к нему. Страх перед неизвестным и непонятным врагом, неожиданно оказавшимся перед группой.
Куминов, перед самым выходом, раскрыл ребятам часть известной ему самому информации. По-другому было никак нельзя. Разведчики должны знать и оценивать возможности врага. Даже если враг и необычный. Реакция вышла разной, последствия её уже наступили. Оставалось лишь полагаться на самое лучшее лекарство в таком случае… на время. И на то, что усталость и размеренный ритм выбранного им марша заставят страх просто уйти глубже.
Группу вновь вёл Воронков, отнёсшийся к полученным данным спокойно и немного равнодушно. Куминов знал его хорошо, понимал и видел маску невозмутимости сержанта. Другого ожидать просто не мог. Надёжность и уверенность в собственных силах этого невысокого молчуна в разведывательной роте давно стали непоколебимыми. Даже если сейчас Воронков и нервничал, то вида не показывал. Просто не мог этого сделать, поддерживая командира и не давая хотя бы усомниться в собственных силах другим бойцам.