– Не, – отмахивался дед, – мясо не возьмем. – А потом наклонялся ко мне и говорил, чтоб слышал брат:
– Свою козу никогда не ешь, Вася. Она тебя потом на рога и поставит, тока изнутри, за кишки возьмет и поставит.
– Все старые сказки… – махнул огромной рукой дед Боря и пошел в дом, зазывая с собой.
– Раньше слово «сказки» – быль означало. Мать всегда говорила. Своих не ешь. Отомстят.
– Ну а куда девать столько мяса-то? – возмущалась Аглая, тут же накрывая на стол для любимых гостей, доставая все самое красивое и вкусное.
– А куда вы столько заводите? Чей, не голод. Не третья мировая.
– Садись, Васек, – нежно погладил дед Боря меня по голове и очень ласково посмотрел на сходство роднее, вспоминая отца своего верно. Говорят, очень уж я на прадеда вышел хорошо.
– Что на майские не приедут? А картошку кто сажать будет? – в упор спросил дедушка Саша родню. Наступило молчание.
И через некоторое долгое время поднял голову дед Борис, а в глазах прям огонь горит, мурашки по коже побежали.
– Что ты меня буравишь? – усмехнулся брат. – На мне знаки стоят окаянные, рикошетом может отлететь на тебя. Уймись, – махнул он сухой рукой с длинными трудовыми пальцами. – Я ведь спрашиваю не от любопытства или от злорадства. Ты меня знаешь. В последний раз поссорились из-за этого – три года не разговаривали. Хватит уже. Я же вот что пришел… – и он замялся. А дедушка Боря тут же сменил гнев на милость, завидев смятение.
Это все от того, что деду Сашу было тяжело чем-то смутить. Значит, дело не в вишне. Бабушка Аглая присела, понимая, что и ее касается.
Вот я тогда удивлялся, как это они друг друга без слов понимают. Прям мыслечтение какое-то! Но потом с возрастом оценил и тоже приметил эту особенность родственных душ.
– Надо тебе, Боря, день рождения свой справить…– начал дед.
– Вот те на… – промямлил Борис.
– Не хотел, чтобы вы от меня узнали, – и тут достал газеты из-под мышки, – эх! Да лучше от меня… Что я старый тяну?!.. На войну родина наша собралась. Да на плохую. А твои богатыри, служивые, храбрые да горячие, первые полетят.
Бабушка Аглая уронила чашку, дедушка Борис побледнел.
– Надо бы тебе, Боря, день рождения свой справить. И всю семью позвать. Чтоб все приехали. И никаких отговорок. Если что – припугни болезнью какой.
– Ну, зачем? Ну, зачем нам эти войны нужны? – начала причитать бабушка Аглая, что я тоже заволновался. – Вот что дома не сидится?! Зачем нам чужие-то конфликты. Зачем всех спасать? Себя б лучше поберегли…
– Ты давай, женщина, прекрати плач Ярославны, – серьезно сказал дедушка, у которого огнем полыхнули глаза на такие разговоры. – А ты хочешь, чтоб мы всем скопом забились в один город, а лучше в одну церковь, сели там сиднем, как ослята, и давай богу молиться о спасении, да?! – Так вот не выйдет! Думаешь, у врага жалость к тебе появится, если ты ослихой запоешь?
Раньше, да собственно и до сегодня, никогда не видел, чтобы женщина, красивая женщина, которая еще в свои года являлась бабушка Аглая, с черными, как уголь глазами, острыми домиками-бровями, с цветом ежевики опалами в ушах, и красными, как малина губами, не обижалась на «ослиху». А только прикусила свою губу и размякла, с добротой глядя на свояка.
– Сожгут вместе с церковью и твоим богом!
– Богохульник, – тихо сказала Аглая. – Вот Ольга бы тебя слышала…
– Каждый день мой храп слышит, – парировал дед.
– Так вот, соберем всю семью и отметим юбилей твой, брат, – и скорбно сложил седо-рыжие брови, пока брат читал газету. А значилось там, что вооруженный конфликт только возгорается, собираясь распространиться на многие края нашей родины.
– Еще не уехали? – только поинтересовался Борис.
– Еще нет.
– А что совсем плохо дела?
– Позором закончится игра эта. Уж больно заигрывают с врагом, а тот ластится, подарочки делает, прям как рысь с тетеревом жирным играет, – и стал указывать на разные заголовки и статьи.
– Что там бабушка Оля делает? Почему в гости не пришла вместе с вами? – переключилась на меня бабушка Аглая.
– Пироги делает, завтра мама с папой приезжают в отпуск, – что знал отвечал я.
– А с чем пироги-то? – усмехнулась Аглая, трогая меня за мочку уха.
– Вроде с капустой… – вспоминал я, пытаясь одним ухом прислушиваться к шушуканью дедов.
И вскоре дедушка Боря, набрав в легкие воздуха, будто собираясь с силами, переключил внимание с газеты на меня.
– Что, внучок ты мой родной, учит уже тебя деда Саня боевой магии?
Я быстро воззрился на деда. Какая-такая боевая магия? И помотал отрицательно головой. Даже с обидой чуток.
– Такому в школе не научат. Ты, Вася, хорошо его слушай. Он меня еще учил. Может, мы благодаря этому огонь и воду прошли. У нас же мамки-папки не было. Мне дед твой и мамкой и папкой, и дядькой, и теткой родною был. Хорошо успела бабка наша кое-что порассказать ему самому перед тем, как ее большевики укокошили, – и укоризненно взглянул на деда. Тот отвел глаза.