Превозмогая ужас, я подняла трясущуюся руку и медленно выпрямила ее, чтобы проверить воздух перед собой. Сперва едва разогнув. Но потом выпрямляя кисть все больше и больше, пока не уперлась кончиками пальцев в НЕГО.
Я ощутила ладонью твердую грудь.
— А! — вырвался крик.
Я закричала, а он схватил за руку, заломил ее за спину и прижал меня лицом к холодному зеркалу, будто хищник свою жертву. Как мощный орел, поймавший робкую добычу.
— Привет, — сказал он хрипло мне на ухо. — Наконец мы встретились, Лена.
— Кто вы?! Отпустите! — трепыхалась я.
Но незнакомец просто взял и вдавил меня в стекло еще больнее.
— Тут я задаю вопросы, сука!
— Боже... — плакала я без права шевельнуться. — Не делайте мне больно, умоляю.
— Что, мразь, думала сбежать от меня? Сначала натворила дел, а потом просто спрыгнула с темы? Ты устроила страшную аварию, отняла жизнь у моей беременной невесты, — цедил он злобно через зубы, — а теперь делаешь вид, будто не можешь понести наказание? Будто ничего не видишь и потеряла вдруг зрение?
— Но это правда...
— Молчать! Меня ты не проведешь! Я таких, как ты, насквозь вижу...
— Умоляю, отпустите, — рыдала я. — Вы принимаете меня за другого человека.
— Ты просто жалкая лгунья, вонючая убийца, которая корчит из себя ангелочка. Но я накажу тебя, я с тобой разберусь. С парнем твоим я уже разобрался, — говорил незнакомец с особым наслаждением. — Он думал сбежать от мусоров, но я нашел его первым. Теперь настала твоя очередь, плакса. Просто знай, от меня тебе не убежать. Для тебя у меня особая участь. Раз уж ты лишила меня самого дорогого, отняла у меня наследника... Я заставлю тебя родить мне ребенка, Лена.
Он прижимал меня весом своего мощного тела. Он пах опасностью, пах смертью. Это был запах, который ни с чем не спутать. Смесь нездоровой сексуальной страсти и терпкого одеколона. Она выдавала в моем мучителе жестокого мужлана без капли тормозов. Без зачатков морали и совести. Он мог легко сдавить мое горло и задушить девчонку прямо в этом туалете, но он хотел меня проучить. Хотел преподнести мне урок. А точнее, не мне, а моей сестре...
— Но я не Лена! Я Лана... Вы ошиблись. Это ошибка, ошибка. Все не так, как кажется.
Я рыдала словно кролик, прижатый к траве клыками голодного волка. Он уже точно знал, что будет есть меня. Вопрос заключался в другом — как и когда.
— Ты родишь мне сына, — рычал он на ухо. — Хочешь этого или нет. Нравится тебе это или нет. Будешь ты послушной девочкой или же начнешь сопротивляться до потери пульса.
— Нет... Это страшная ошибка! Я ни в чем не виновата! Клянусь!
Но он намотал на руку волосы и донес слова сквозь туман моей боли:
— Ты родишь мне сына вместо моей невесты... А теперь посмотри внимательно в зеркало и скажи мне, что ты видишь.
Слезы заливают мне лицо. Но перед глазами, как и прежде, стоит тьма.
— Я ничего не вижу! Я правда ничего не вижу!
— Взгляни на это лицо, — приказывал он, натягивая волосы еще сильнее, — на это жестокое лицо со шрамом! Запомни его хорошенько! Ты будешь видеть его каждый прожитый день в течение следующих девяти месяцев...
— Это ошибка... Ошибка... — повторяла я. — Ужасная ошибка. Я не та, за кого вы меня принимаете.
— Если ты думаешь, что сможешь улизнуть от меня, перехитрив судью, то ты ошибаешься. Я уже все порешал. Тебя ждет сюрприз, малышка. Нехилый такой сюрпризик.
Он еще раз вдавил меня в зеркало и просто бросил. Резко отпустил, словно сердечный приступ. Как будто страшный кошмар, который тянет ледяные руки к самому сердцу. И ты уверена, что вот-вот умрешь. Что вот-вот погибнешь и больше не вдохнешь и капли воздуха.
Мой палач исчез. Но не было хлопка двери, я не услышала звериного дыхания — он просто растворился в воздухе, как будто привидение. Словно персональный призрак. Полтергейст.
И только холод от открытого окна напоминал о том, что этот ужас мог вернуться ко мне в любое мгновенье.
Когда я вышла к маме, меня всю трясло. Я пыталась рассказать ей, но она меня только подгоняла.
— У нас нет на это времени, — говорила она. — Заседание вот-вот начнется.
— Но это важно! — вырывалась я из рук конвоиров, но они опять меня заковывали в сталь. Холодную и режущую руки сталь. — Он говорил, что жаждет мести. Говорил, что погибшая — его невеста. Он говорил, что...
Мама взяла меня за плечи и сказала:
— Давай поговорим об этом, когда все пройдет. Когда все закончится. Хорошо? Я понимаю, тебе страшно. Понимаю, ты боишься, что... Ты сама все понимаешь, — косилась мама на смотрителей. — Юрист сказал, что все пройдет очень быстро. Тебе лишь надо все признать и согласиться с обвинением.
— Но что если это ошибка? — задыхалась я от безысходности. Беспомощно хлопала ресницами, не видя ничего перед собой, кроме пустоты. И голосов.
— Судья дала предварительное согласие на то, чтобы заменить лишение свободы домашним арестом. Это будет просто домашний арест на пару лет, — говорила мать и гладила меня по щекам, — ничего такого. Ты будешь с нами, как и прежде. Со мной и папой, мы будем вместе. Нас просто назначат твоими опекунами. Твоя жизнь вообще никак не изменится, малышка... Только выходить на улицу нельзя.
— Но как же... — не могла я сдержаться, мне было почему-то чертовски грустно. — Но как же Марла? Ей нужно гулять...
— За Марлу не волнуйся. Мы ее пристроим, — успокаивала мама. — Отдадим в хорошие руки. Тебе поводырь больше не понадобится.
Люди вокруг затихли, а по шагам в конце зала я поняла, что пришла судья.
— Итак, — листала она бумаги, — суд собрался рассмотреть уголовное дело по вопросу привлечения к ответственности гражданки Российской Федерации Елены Николич. Она обвиняется в том, что допустила дорожно-транспортное происшествие, повлекшее за собой смерть потерпевшей... Что ж, Елена, — обратилась ко мне женщина, и я покорно встала, — вы признаете себя виновной в содеянном? Вы согласны с обвинением? Мы видимся с вами уже пятый раз, и... как я вижу, зрение к вам не вернулось? Это так?
— Да, — кивнула я. — Да, ваша честь. Я абсолютно слепа.
В тот момент я снова ощутила его запах. Мне было трудно понять — это кажется или он и правда где-то рядом. Где-то здесь, в одной комнате со мной.
— Понятно... — выдохнула судья. — К делу прилагается экспертиза, которая полностью подтверждает это заявление. Прошу внести это в протокол... Так как у меня через пятнадцать минут назначено следующее слушание, то предлагаю перейти сразу к заключительной части. Обвинение, защита — вы не против?
— Нет... Нет, ваша честь, — отвечали чьи-то голоса неподалеку.
— Подсудимая, вы признаете свою вину?
Вопрос судьи заставил снова задуматься. У меня был шанс отказаться, последняя возможность развернуться и бежать. Пусть не буквально — я хотя бы спасу себя от ложных признаний. Но перед глазами были мама с папой, моя здоровая счастливая сестра — они надеялись, они ждали от меня кивка. Они просто хотели, чтобы Лана взяла на себя вину и промолчала.
— Да, я признаю свою вину. Это была я.
Я даже не верила, что сказала это. Будто говорю не я, а кто-то посторонний.
— Суд решил признать Елену Николич виновной в неумышленном убийстве Валентины Розиной. В качестве наказания избран домашний арест вместо лишения свободы. — Адвокат и мама выдохнули. Суд сказал именно то, на что они рассчитывали. Вот только это еще не все... — Срок домашнего ареста — восемь лет.
— Что? — вырвалось у меня. — Восемь лет?
Я была ошарашена.
Мне придется провести под замком целых восемь лет. Это практически столько же, сколько я помню себя без света. Без солнечных лучей, без ощущения дня и ночи. Без знания того, как выглядит моя мама, как выгляжу я сама, какого цвета шерсть у Марлы.