— Понял, — ответил я сухо, все еще любуясь призраком на фото. — Я тебя понял, Шварц. Работаем по Листьевой.
— Вот твои бабки, — подсунул он кейс, набитый деньгами. — Все в рублях, как ты любишь. Достойная плата за чистую работу.
— Хорошо, — кивал я, даже не глянув на деньги. Все смотрел и смотрел на эту Азизу.
Все еще молодую, полную энергии. Но она была такой же, как и Валентина — обреченной.
— Стрелок... — был обеспокоен чем-то Шварц.
— Да.
— Это просто бизнес. Просто дело, заказ. Она не человек, не смазливая девка — она просто...
— К ней не будет поблажек, — отрезвился я как после душа. Я взял себя в руки и спрятал фотографию в пиджак. — То, что она баба, ничего не меняет. Я выполню заказ до четверга, никакого интервью не будет... После смерти Вали я стал жестче. Это сделало меня сильнее. Теперь никакой жалости. Ни к кому... Особенно к бабам.
Я поднялся и хотел уже уйти, но Шварц у меня спросил:
— Надеюсь, ты уже поквитался с уродами, что это сделали?
Задумавшись на мгновенье, я кивнул.
— Да. Почти.
— В твоих словах я слышу неопределенность. Это не похоже на того Стрелка, которого я знаю. Ты ведь всегда поражаешь цель и достигаешь желаемого... Ты ведь никого не щадишь. Никогда.
— Все не так просто, — говорил я и думал о Лене, которую оставил дома, словно в клетке. — Убить человека физически — слишком малая плата за такие грехи.
— О... — потирал руки Шварц. — Месть психологического плана страшнее в разы. Ты убиваешь человека медленно, с наслаждением. Заставляешь его каяться снова и снова... Ну и как успехи?
— Скажем так — я в процессе.
— Что ж, — похлопал меня старший брат по плечам. — Желаю, чтобы процесс принес тебе как можно больше удовольствия.
Когда я приехал домой, было уже утро. Солнце восходило, заливая гостиную светом.
Я подошел к дивану и хотел ее поднять, но... В последний момент моя рука зависла над Леной. Она лежала на боку, спиной ко мне. И мирно сопела. Девчонка уснула.
Были сперва мысли разбудить и наконец-то ее трахнуть, как и обещал. Ведь я не трепло. И если что-то говорю, то сто процентов выполняю без задержек. Но это ровное сопение было словно антидот — оно не дало мне сорвать с нее и так уж убитую рубаху. Я легонько тронул ее пальцами. Но Лена не проснулась. Дыхание текло словно ручей: неспешно, едва уловимо, беззащитно. И кристально чисто.
Мне стало жаль ее будить. И я отступил.
Лана
Я лежала на диване с плотно закрытыми глазами. Из последних сил пыталась сделать вид, будто сплю. Будто не слышу его шагов и не знаю, что он рядом.
Меня трясло мелкой дрожью от самой только мысли, что он здесь. Что он вернулся и опять захочет это сделать. Я лежала и молилась, чтобы он ушел. Чтобы он подумал, что я сплю, и больше не мучил меня.
Просто уйди. Умоляю тебя. Подумай, что я сплю — оставь меня в покое и уйди...
5
Марат
Я поставил кресло напротив дивана со спящей паршивкой и сел в него, задумчиво скрестив руки. Просто смотрел на нее, наблюдал. Сидел и охранял ее сон. А еще не хотел, чтоб она убежала. Хотел дождаться, пока Лена встанет, чтобы нормально поговорить — как взрослые люди. Хотел ей объяснить, что она тут надолго, и в ее же интересах будет пойти на уступки. Либо она спит со мной в одной постели... либо она спит со мной в одной постели. Третьего не дано.
Но сперва я решил дать ей нормально выспаться. Она устала, я выжал из нее вагон и малую тележку слез — для бабы это стресс. Пускай поспит. Это только на пользу.
Я сидел в глубоком кресле, не сводил с нее глаз. Все думал о Вале, о ребенке. О теплом женском теле. Об обычном человеческом счастье, которого нет.
А потом уснул.
Проспал почти весь день и очнулся уже вечером. От сильного грохота.
— А?! Что?! — вскочил я от шума.
За окном бушевала гроза. С крыши лила вода, слепила молния. Небо затянуло тучами, все было черным, беспроглядным и грустным. А самое главное — не было ее. Диван был пуст.
— Лена!
Я встал и глянул замки. На входной двери были открыты все, кроме магнитного — его эта сучка не могла открыть. Он электрический, со сканером пальца.
— Вот тебе и слепая, мля. Как заправский медвежатник. Стоило закрыть глаза... Лена! Думаешь в прятки играть?!
Ее нигде не было. За окном льет дождь, входная дверь закрыта. Свет горит только в гостиной. Где же она? Неужто убежала?
Первым делом я проверил окна. Везде были решетки, но она фигура хрупкая, могла пролезть и между прутьев при желании. Только этого мне не хватало. Черт!
Я поднялся на второй этаж, вошел в хозяйскую спальню — тут была открыта дверь на балкон. Ветер мотал уже мокрую штору, она хлестала словно кнут. А на балконе никого. Пусто.
— Лена! — крикнул я еще раз. Но кричал я в темноту. Повсюду темно, нет ни души, ни огонька. Ни одного света фар.
Не могла же она вот так просто прыгнуть вниз...
Постояв под ливнем минут десять и придя в себя, я просто смирился и закрыл эту дурацкую дверь. Она ушла, я снова был один.
Спустился вниз, открыл любимый бар. Плеснул вискаря. Сделал пару глотков. Но уже не вставляло. Мне казалось, я хожу по кругу. Этот цикл повторялся снова и снова, словно лабиринт. Я вертелся как белка в колесе. Даже не в колесе — скорее в мясорубке. Я сам крутил ее ручку и сам же себя мучил, перемалывая жизнь. Гребаный день за гребаным днем.
Все это было глупой затеей с самого начала. Вся эта линия с местью, ребенком, фальшивой слепотой. Из этого не могло что-то выгореть. Я просто гнался за воздушным замком, которого не было.
Зашел в ванную, включил кран на всю, чтобы вымыть руки и лицо. Вода била фонтаном в ладони. Впрочем, из-за дождя за окном было и так довольно шумно. Закатав рукава до локтей, я окунулся под холодную струю и стал тереть свою страшную рожу. Поднялся и взглянул на себя в зеркало. Хотел увидеть эту морду еще раз. Эти черные убитые глаза. Небритые щеки. И шрам.
Он никуда не девался. Огромная отметина от глаза до самого подбородка. Вся правая часть лица превратилась в нечто несуразное. Шрам делал меня чудовищем. Это видели все, кто контактировал со мной. Стоило войти куда-то в здание или в кабинет — и меня уже не забывали. Никогда. Это лицо со шрамом становилось моей фишкой, слава о нем шла впереди хозяина. Люди оглядывались, перешептывались. Боялись. Ненавидели меня. Все от меня бежали словно от монстра.
А я только и привык, что рычать и гнаться за ними вслед. Как бешеный пес. Словно маньяк. Больной на всю голову психопат. Так оно и было — каков снаружи, таков и внутри. Истинный урод — и физический, и моральный. А плата за это — одиночество.
Порой мне хотелось невозможного. Чтобы нашелся кто-то, кто не видел всех этих ужасов. Кто бы решил, что я не такой, каков есть на самом деле. Кто-то такой, кто бы не увидел моих шрамов — на лице и в душе. Только Валя так умела, только она. Только она меня видела другим...
С ее уходом дом опустел. Постель холодна. Мне уже больше ничего не хочется. Ни денег, ни престижа, ни уважения. Только сдохнуть. Уснуть и забыться, чтобы ничего этого просто не было.
Я подумал о снотворном и полез за ним в шкафчик. Долго там шарился на полках, открыв дверцу. А когда ее захлопнул, то увидел ее.
Девушку в душе.
Она была от меня в паре метров. Стояла под струями чистой воды и просто мокла, закрыв глаза. Такая юная, красивая. Вода, ударившись о волосы, сбегала по плечам, по нежной шее. Она струилась по округлой груди и капала с темных сосков.
Я просто прилип к перегородке из стекла и жадно ловил это мгновенье, словно сон. Она была так чиста и сексуальна. Мои ладони упирались в твердое, но я мечтал о мягкости тела. Хотел приблизиться и обнять ее. Прижать к себе и больше не отпускать.
В ту секунду я ловил флэшбек. Передо мной словно была опять она. Валентина. Стояла под душем и мыла свое тело. Гладила себя по шелковистой коже. Мылила волосы шампунем. Покрывалась стекающей пеной. Ее глаза закрыты. А когда она и поднимает веки, то все равно словно не видит — не обращает на меня внимания. Будто призрак — это я, а не она. Мы с ней словно в разных мирах и видимся только во сне.