, неповоротливой гусеницей сворачивал с тракта на еще более широкую дорогу. Так получилось, что либо мы оставались на продолжение празднества в Венсе, либо выдвигались к Гирсу утром того же дня. Но сегодня последний день поступления, а значит откладывать встречу со старыми знакомыми больше не получится. Не нужно будет даже мне? Ты прав, Арвос, прав. Но ты забыл, что малая часть порой бывает намного дороже большей. Некто поступил очень мудро, основав город на том месте, где он предстал перед нами во всей красе: неестественно ровного вида трещина преграждала подход к Гирсу с одной стороны, полукругом обходя его стены, а монолитная скальная глыба, возвышалась даже над самой Академией с другой. Прошли времена войн, способных смахнуть хлипкие мосты-ниточки, соединяющие два края пропасти. И теперь тонкие, если смотреть издали, но чрезвычайно надежные артерии пропускали тысячи разумных во второй по величине и первый по значимости город Империи. Подняться к нему можно было только из низины, где разросся внешний город. Промышленный район с цехами и ремесленными мастерскими рос поодаль от жилых районов и имел свой центр, от которого и развивался, раздаваясь вширь. Жилые кварталы выделялись на общем фоне тесным манером построек, искусной сетью улочек и парков, которые пронизывают город подобно тончайшим щупальцам гигантского спрута, обнявшего город, и словно смахнувшего его под себя. Часто, обозначая Гирс на картах, его сравнивали с сектором исполинского колеса, хотя истинным символом города всегда являлась растопыренная пятерня с точкой в середине ладони, которая обозначает Академию, и с пальцами, символизирующими пять трактов, начало которых положено именно здесь. Гирс по праву считается самым светлым городом по эту сторону хребта Бессмертного. Каждый его житель в обязательном порядке должен обеспечить в ночное время суток освещение рядом со своим домом. Штрафов за нарушение нет, но за исполнением пристально следят. Ты можешь и не тратить силы на поддержание одного светильника, однако за злоупотребление лояльностью властей можно лишиться права на жилье вблизи от центра города, как, впрочем, и самого жилья. Арвос распрощался с нами теплее даже, чем наши с Мэй родители. В их оправдание могу только сказать, что так воспитывается на Окраине самостоятельность. А некоторая отчужденность родителей от их чад зачастую оберегает и тех и других от чрезмерных переживаний, которых у Края не счесть. Вниз по улицам Гирса мы проезжали мимо оживленных даже под вечер лавок. Еще не съехав с пригорка, с высоты прямого уклона заметили копошащихся вдалеке людей. Много. Сама площадь, прямоугольная, обрамленная цепью многоэтажных зданий и украшенная одиноким золотистым шпилем в центре, была первым таким большим пространством, свободным от деревьев, какое я только видел. Лес, лес, лес всё время. Не надоело, но примелькалось, привыклось как-то. Нахлынувшую волну ощущений, вызванных новизной, можно было назвать восторгом, но я не позволил хоть капле его отразиться на лице. Первое впечатление немного сгладилось. К Академии приписывалось множество постоялых дворов, но выбор жилья я решил предоставить Мэй. - Давай туда. - Что? - Туда, говорю, - маленький кулачок сжимал не весть откуда взявшийся сухой прут, а тот в свою очередь указывал на изображение сети, обвисло привязанной между двух столбов. - "Гамак" - прочитал я, пробуя на вкус новое слово. - Что-то знакомое? - Есть такая кровать, "Гамак", от деда как-то слышала. Я не стал озвучивать своих мыслей о дырявой веревочной кровати. Этому старику я верил больше, чем себе, да и проверить - дело не долгое. На пыльном дворе нас никто не встречал. Наше прибытие привлекло внимания намного меньше, чем потасовка рядом с конюшней, у которой собралась добрая дюжина разномастного и немытого. - Ты рисуешь на заборе моего дома! - Кричал и помахивал пухлыми кулаками добротно одетый горожанин, таская за шкирку оборванного пацаненка. - Это забор на мою улицу! - захлебывался визгом тот. Хозяин забора поперхнулся невысказанными словами и зашелся кашлем, согнувшись пополам. Мальчуган, не будь дурак, вырвался из ослабевших рук и вместе с приятелями убежал в сторону соседей. Со стороны, видимо, хозяина заведения глухо доносился не кашель, а смех. Теперь, когда до пояса его не скрывали головы окружившей детворы, в глаза так и лезли блики от полированной деревянной ноги и такого же сверкающе начищенного сапога. - Улица его, понимаш ли. Вот так они и вырастают, - поковылял он в нашу сторону, - сначала с буквами их обучай, а потом с заборов отдирай. Чем могу быть с вами полезен? - Нам бы комнату, - ответил я, - да и перекусить не помешало бы. - Оооо, это мы мигом. Атифа! - перешел он на крик, хромая мимо нас, - с нами гости! Смотри, чтоб грето все было, да с коровами ихними распряжено! А с вещами вашенскими куда девать? - это уже нам. - Это не коровы, а лошади. - Майяну ситуация явно забавляла. - Да что я, - махнул он рукой, - психолог, что ли, в ихних проблемах разбираться? Копыта есть, хвост есть, рогов нет - все как у людев, я жеж говорю. Ну, в смысле, не у вас, людев, рогов нет, вы же люди, да? Хотя и у вас, коровы-то ваши. Мне-то они зачем. Куда с вещами-то? - А у ваших коров, что, рогов нет? - Это у ваших нет, - ткнул он пальцем в лошадиную морду, - а у наших всем рогам рога. И копытам тоже рога. Так куда с выгружением, господа? - В комнату нашу, будьте добры. По всей видимости, нам попалась не самая популярная таверна в городе. Четыре стола, три из которых оказались пусты, а последний облюбован тройкой аляповатого вида пьянчуг, одетых в одинаково бесцветную форму неизвестной службы. Высокая и длинная стойка, в конце тесного общего зала заканчивалась дверью, в которую юркнул вместе с нашими вещами хозяин заведения. За стойкой что-то негромко обсуждала парочка неизвестных, а единственная прислуга, парень моего возраста, ловко сновал с полотенцем между столами, имитируя видимость деятельности. - Простите, а вас как зовут? - обратилась к хозяину Мэй, когда тот закончил с приказами слугам. - Акифом со мной говорят. Акуша, так жена со мной обращалась, но и вам, сударыня, не с воспрещением будет. Акиф Теридотен - так по полному означается. - Теридотен, Теридотен. Дед рассказывал про одного из Теридотен. Жил в одной крепости рядом с Окраинной. Не знаком? - Знаком, как же не знаком. Очень дажеца знаком, как с собой не знаком? С собой все знаются. А крепость рядом с Окраинной... я этих крепостей перевидал... как, говоришь деда твоего знать? - Леколе. Все его как просто Леколе знали, тогда он мастером еще не был. - Леколе не был мастер? - запротестовал Акиф, присаживаясь рядом, - Был! Еще какой был! Пусть не званием, так с умением точно был. И знал я его, когда в Строполиной бывался. Там, кстати, и с ногой обнялся. До самой топи почти дошли, дури-то было ого-го. Там и остались - не с водой, не с едой, со зверьми одними, без ноги только. - Отгрызли? - Сам съел. Говорю жеш, туго было с провиантами, а застряли надолго. Посидели. Помолчали. Вернее, мы с Майяной молчали, а Акиф, обретя благодарных слушателей, говорил. Говорил о многом. Что праздник намечается большой, как всегда с последней волной поступающих, что на западе Рентера неспокойно сейчас, что давно не видел такой красивой барышни у себя в заведении. Говорил, что военное положение уже не то, что раньше, и что к нему все относятся с пренебрежением - обленились, привыкли. Объяснял, к кому можно присоединиться, чтобы без проблем добраться до Академии. К нему на постой поселилось еще шесть человек и все на поступление. Мы бы слушали еще долго, но Мэй стала клевать носом, и Акиф, явно сожалея, оставил нас в нашей комнате, куда мы успели перебраться вместе с едой и напитками. Как только дверь за хозяином закрылась, я накрыл Майяну одеялом и лег в соседнюю кровать, уставившись в потолок, где мысли, навеянные прожитым днем бегали друг за другом, резвились, а потом спаривались, рождая сумасбродные идеи, которые постепенно заполняли пришедший сон. Пара часов отдыха нам просто необходима.