Трофим ушел. Они остались вдвоем.
— Я чувствую себя Машей из сказки про трех медведей, — сказала Марина. — Кажется, сейчас дверь распахнется, ввалится хозяин: ну-ка, кто тут ел из моей миски?
И в самом деле, у Кирилла тоже возникло похожее чувство. Наверное, Антонина в своем стремлении навести порядок чуть перестаралась…
Он сказал преувеличенно бодро:
— Нет уж, нет уж! Не надо нам такой стивенкинговщины: похороненный хозяин выкапывается из могилы — проверить, как тут его любимое жилище…
Марина рассмеялась — как показалось Кириллу, слегка неуверенно. Потом взглянула на часики, сказала:
— Ну что, покурим? Уже можно.
Две недели назад она заявила: с третьего месяца — ни единой сигареты, может повредить малышу. И к тебе, милый, то же самое относится: нечего дымить, как паровоз, вводить меня в искушение и превращать в пассивную курильщицу. Беременность, Кира, дело совместное.
С тех пор Марина проводила свою линию с неумолимой последовательностью: чтобы не бросать слишком резко, они постепенно увеличивали промежутки между выкуренными сигаретами. На работе Кирилл, понятное дело, безбожно нарушал установленный женой график. Дома и в совместных поездках приходилось терпеть… Он был уверен, что супруга, даже оставшись в одиночестве, не жульничает — ее б силу воли, да в мирных целях…
Курили, разумеется, на крыльце.
Кирилл даже не стал спрашивать мнение жены: покупаем дом или нет? И без того все ясно…
Марина ластилась: прижалась к плечу мужа, гладила пальцами кудри… С чего бы? Прояснилось все быстро.
— Кирюньчик, как твоя головушка? Сможешь пригнать машину от Лихоедовых? А то я что-то совсем никакая, вымоталась, передохнуть хочу, прилечь, ножки хоть на полчаса вытянуть…
Лет пять назад Кирилл всенепременно после таких слов сделал бы комплимент ее бедным уставшим ножкам, таким стройным и красивым. И снес бы ее на руках в горницу, к кушетке… И, вполне возможно, за машиной от той кушетки он отправился бы не сразу, несколько погодя, и в весьма улучшившемся настроении.
Сейчас же…
Сейчас он просто осторожно прикоснулся к украшавшей голову шишке, задумался: все не так плохо, коли уж не вспоминал о травмированной голове до самого вопроса Марины. Наверное, все же не сотрясение, — лишь сильный ушиб. Ответил коротко:
— Пригоню.
— Умничка! — она чмокнула мужа в щеку. — Кстати, про какой родительский день они твердят? Мне вроде казалось, что родительская суббота — это незадолго до Пасхи…
— Не знаю… Может, Троицу здесь так именуют? Она не завтра, случайно? Тогда понятно — принято в этот день на кладбище ходить: могилки прибрать, предков помянуть…
Оба были абсолютными атеистами и скептиками, не отдавая дань даже модной ныне внешней религиозности — и в датах церковных праздников ориентировались слабо. Вопрос остался открытым.
…Шагая за машиной к подворью Лихоедовых (на сей раз по деревенской улице, ну ее, эту короткую дорогу среди коровьих лепешек) Кирилл вновь вспомнил недавнюю мысль про кушетку и стройные Маринины ножки, и про то, что еще пять лет назад все было иначе… Вздохнул: психологи давно доказали — после нескольких лет брака взаимное охлаждение неизбежно. Но отчего-то каждая пара в начале совместной жизни уверена: уж к ним-то такое утверждение никак не относится… Эх-х-х… Ладно, родится ребенок, и все у них наладится…
Хотелось бы верить.
Марина осталась одна.
Прошлась по горнице, рассматривая вещи — совершенно ей чужие вещи, старые, помнящие тысячи прикосновений чужих рук, слышавшие тысячи чужих разговоров.
И эта чуж до сть давила. Еще как давила…
Хотелось взять большой мешок, или большую коробку, быстро покидать туда все ненужное старье, и — на помойку. Разрушить здешнюю ауру. Избавиться от впечатления, что хозяин вышел и вот-вот вернется… С кладбища не возвращаются. Всё. Точка. Это будет ИХ дом.
Увы, вариант с большим мешком не проходит. Пока не проходит, по крайней мере до оформления сделки…
А вот это… Нет, ЭТО она не выбросит. Знакомая вещь, почти родная… Как привет из прошлого.
Марина остановилась рядом со старинной ламповой радиолой «Ригонда» — достаточно громоздким ящиком, возвышавшимся на непропорционально тонких ножках. Точно такой же предок современных музыкальных центров некогда стоял у ее тетки — мать часто бывала в гостях у сестры, и, пока женщины болтали о своем, пятилетней Маришке ставили пластинку, «Буратино» или «Незнайку», эти две сказки она знала наизусть, и других слушать отчего-то не желала…