Алексей Мартынов, скромный по натуре парень и к тому же очень ранимый скинув с себя шлёпки, водрузил свои ноги на валявшую рядом берёзовую чурку. Одна ступня у него была перевязана бинтом.
Дорогой, обратив внимание на повреждённую ногу своего друга, спросил:
— Где культю поранил?
— Если бы, — ухмыльнулся Мартын, — эта культя и стала поводом моего увольнения. Накрылась теперь моя квартира котлом для варки смолы, — огорчился он. — Меня Софья совсем запилила. Спасу никого нет. Я конечно глупо поступил. Мне надо было больничный лист взять, а меня как лоха развели в бригаде. Сами же мне ногу сожгли битумом по своей халатности, и я виноватым остался. Запугали, что если возьму больничный, то составят акт производственной травмы, где виноватым буду я сам, потому что нарушил технику безопасности. Я говорят, должен был не кеды на работе одевать, а кирзовые сапоги. Мало того, пообещали меня турнуть из управления по 33 статье, с которой меня и в ад не пустят. Короче бригада посоветовала мне уйти по собственному желанию, чтобы их премии не лишили.
Дорогой поднялся с шезлонга, сорвал с грядки свежий огурец и немытым засунул половину себе в рот. Раздался приятный хруст, и он громко рассмеялся. Разжевав и проглотив огурец, он укоризненно взглянул на друга:
— Ты действительно лох с детства! Потому — то твою скромность и наивность не в каждом дворе принимают. Правильно Софа тебя долбит за нерешительность. Неужели ты не понимал, с кем работал? Они все троглодиты, а ты грамотный парень. Законы их волчьи не мог им в рожу бросить. А кто ошпарил тебе эту сваю, — ткнул он в больную ногу огрызком огурца — того надо с ног до головы обмундировать смолой. Я вот ни дня нигде не работал, а знаю, что будь я на твоём месте, то лежал бы до конечного упору, здесь в шезлонге, получал бы денежки, а бригада вместе с профсоюзом навещали бы меня через день и таскали добрые харчи.
Мартын осторожно убрал ногу с чурки и, не смотря в глаза другу, пробурчал:
— Дождёшься от них добротных харчей. Держи карман шире!
Дорогой вопросительно покрутил пальцем у виска:
— Ты же вроде говорил мне, что они в обед только мясные деликатесы уминают.
— Да, — промямлил Мартын, — а ещё в карты лихо на деньги играют. За день до травмы я проиграл им всю зарплату и сто десять рублей остался должным. Если бы моя Софья узнала, заела бы меня. Для неё символ счастья, не дружная семья, а деньги.
Для Дорогого это была ужасная новость. Мартын — скромный и адекватный парень, который даже в государственную лотерею не верил вдруг, подсел на карты, как наркоман на иглу. Это был нонсенс:
— Вот про карты я впервые от тебя слышу. Ты же даже в спорт лото никогда не играл, — сморщился Дорогой. — А тут карты! Это серьёзно! Надо понимать, что у тебя на лбу все твои очки будут высвечиваться? Зачем ты залез в это болото? Ты же парень не азартный, с головой вроде всегда дружил? Лил бы себе смолу по крышам и в ус не дул. А хату бы получил, помахал им ручкой и сказал: «Адью бесогоны».
Мартын в ответ хмыкнул:
— А они не игровых кадров быстро укрощают. Либо садишься за карты, либо паши за всех. А за всех мне не в жилу рога мочить. Поэтому я подсел на карты. Была у меня дома заначка, вот я её один раз и прихватил с собой на работу. Так они утром увидали её и как свора гончих накинулись на меня. «Играй да играй». Один, правда, мужик там нормальный, а все остальные шакалы. Он сделал паузу, и тяжело вздохнув, грустно добавил — а на моём месте ты бы никогда не мог быть. Ты же в детском саду ещё хотел царём стать. У тебя другой характер, да и в карты если тебе верить, ты бы их задрал. Неграмотные совсем не мыслящие люди, но хочу заметить, считать они могут и неплохо.
Олег на слова Мартына только хитро улыбнулся, но пос вещать друзей, какая ему в этот миг пришла пока не торопился.
После этого друзья сменили тему разговора, предаваясь приятными воспоминаниями детства. Они отвлечённо сидели на лоне природы, пили вино и закусывали свежими овощами. Внезапно раздался сильный взрыв, что Дорогой от неожиданности присел к земле, чем вызвал смех у друзей.
— Совсем ты Олег отвык от наших взрывов, — не переставая смеяться, сказал Цветок. — Я же тебя предупреждал сегодня — что четверг у нас как был, так остался в карьере взрывным днём.