— Могут ли они сделать это в Шанхае?
— Уже в 1940 году они прислали нам русского генерала из Маньчжурии. Он сказал, что, так как Япония ненавидит коммунизм, мы должны помочь им и быть их союзниками. Глава русских эмигрантов в Шанхае ответил, да, мы должны объединиться, но не с японцами, а между собой. Потом, как вы помните, в августе 1940 года он садился в автомобиль, и какой-то человек подошел и, выстрелив четыре раза, убил его. Через три дня после этого у нас был новый глава, поставленный японцами.
— А кто был тот человек, которого они убили в прошлом году?
— Тот самый, которого поставили на место первого, потому что он не делал так, как японцы ему предписывали.
— А как это было официально объяснено?
— Убит агентами Гоминдана[35], и японцы прислали массу цветов на его похороны. Но вы помните, ваша газета и некоторые другие написали правдивые статьи.
Годы, проведенные мною в Китае, выработали у меня некоторый иммунитет против свидетельств насилия и жестокости, с помощью которых имеющие власть «разделяли и властвовали», но я не представлял, что численность русской эмиграции в Китае была достаточно велика, чтобы интересовать новых хозяев до такой степени. Потом, когда я захотел узнать мнение генерала об этом, он пробурчал что-то в ответ и переменил разговор. Последнее время он редко принимал участие в наших дискуссиях, и даже если делал какие-нибудь замечания, то отсутствующее выражение не покидало его лица. Зачастую он не разговаривал ни с кем за столом, но не с намеренным пренебрежением, а просто как будто не замечая нас. В ноябре он купил большую карту России, повесил ее на стене гостиной и осторожно проткнул маленькими булавками линию фронта. Вечерами он проводил много часов перед этой картой, передвигая булавки и записывая что-то в тетрадь.
Тамара относилась к отцу по-прежнему с доверием и нежностью и, как и раньше, волновалась, когда он отсутствовал. Но теперь она часто смотрела с беспокойством на Александра. Он стал приходить домой из своей французской школы Реми поздно и на озабоченный вопрос матери отвечал: «Я хожу только к Евгению. Ты же знаешь, что здесь никто никогда не бывает».
Несколько раз я хотел сказать Тамаре, что мальчики в этом возрасте обычно проходят через период разочарований и возбуждений, что это нормальный биологический процесс, но ее «склад ума» не позволял мне обсуждать с ней половые темы. В ее присутствии я иногда чувствовал неловкость, но, когда она уходила в церковь или на свои обычные одинокие прогулки, я ждал ее возвращения с беспокойством.
Часто, сидя у окна в своей комнате, я мог долго наблюдать за Тамарой, двигающейся между белыми крестами могил. Когда она была одна, ее тело теряло обычную застенчивость и неловкость, ее движения становились легкими и порывистыми, как у девочки. Каждый вечер она зажигала лампадку перед иконами в своей комнате, и однажды, когда дверь была полуоткрыта, я видел ее молящейся на коленях. Когда русские священники приходили на кладбище отслужить панихиду по умершим, она всегда приглашала их в дом. Она относилась к ним, как к посланникам Божьим, к которым обычные людские мерки не применяются. Был один священник, которого она особенно почитала. Его изможденное бородатое лицо и неистовые глаза могли бы оттолкнуть большинство людей, однако, когда он появлялся на кладбище, Тамара следовала за ним, как верная ученица, ожидающая откровения. Я думаю, что генерал не разделял ее религиозного пыла. Но он никогда не делал никаких замечаний, и она никогда с ним об этом не говорила. Она также не говорила Александру о христианских обязанностях или о грехе, или о необходимости делать добрые дела — эти слова просто отсутствовали в ее лексиконе. Она говорила: «Божья Матерь тебе поможет», — с убеждением человека, чувствующего присутствие Бога рядом, как одного из членов семьи.
Однажды вечером, после того как я жил в их доме уже несколько месяцев, Тамара спросила меня неожиданно за обеденным столом, не хочу ли я пойти с ней в церковь. Была суббота, и я знал, что она обычно посещала церковь в этот день. Я знал также, что богослужение продолжается несколько часов и что в русских церквах люди стоят всю службу на ногах. Но мысль оказаться на главной улице и увидеть толпу была опьяняющей, и я согласился. С тех пор как я оставил свою квартиру, кроме редких прогулок в темноте около кладбища, я нигде не бывал. А вдобавок перспектива провести весь вечер, ожидая возвращения Тамары, была менее привлекательна, чем стоять рядом с ней, даже в переполненном храме.
35
Гоминдан — политическая партия, правившая Китаем после падения императорской власти и возглавившая сопротивление японской агрессии.