Как ужаленные они с Жеской подскочили, вырываясь из вызванного смерть Мурены шока. Вещунья вскинула «Бурю», целясь в сторону контрольного зала, но, как оказалось, смотреть стоило не туда.
В столовой что-то двигалось. Что-то менялось. Точно блеснувшая далеко-далеко зарница на миг заставила тени людей, предметов сдвинуться и вернуться на место.
Кровь черной, черно-красной лужей растеклась между столами, на потолке кровавые брызги неторопливо пузырились, набухали каплями… но не падали. Вместо этого в багряном озерце по ровной поверхности пробежала волна, собралась в кольцо, стянулось к центру — и вопреки притяжению, вопреки здравому смыслу капля оторвалась от натекшей крови и прыгнула вверх.
Тихий, тихий скрип отвлек их. Человек в форме техника, с разрубленной грудью, ранее коченевший у стены теперь лежал, приподнявшись на локте, и трясущейся рукой выводил надпись. Или, вернее, вел окрашенные алым, собранные щепотью пальцы в обратном направлении — и линии букв исчезали, будто стертые невидимой губкой.
Троица пилотов инстинктивно сделали шаг назад, когда человек пополз к луже. Задом наперед, опять же повторяя в наоборот все движения — и размазанный след крови «стирался» с каждым метром. Движения казались странными, неправильными: все было похоже на пущенную задом наперед запись. С той лишь разницей, что это не была записью, не было сном — все было слишком реальным, слишком правдоподобным, чтобы усомниться в происходящем. Потерявшие дар речи люди смотрели, как «отматывались» последние минуты жизни неизвестного им техника, все быстрее и быстрее — словно некто задался целью показать им все случившееся без траты лишнего времени.
В центре лужи человек замер на несколько секунд — в реальности, наверное, он лежал не одну минуту. Сейчас же натекшая кровь стягивалась к нему — Вещунья и пилоты не видели отсюда, но могли представить, как она возвращается через рассеченную грудь в вены, артерии, как бежит назад по телу, заполняет капилляры.
Он поднялся, разворачиваясь к ним лицом; оба куска «Иволги» прыгнули ему в руки, соединяясь на лету. Выражение ужаса, неверия и обреченности мелькнуло только на один удар сердца — миг, когда нечто, презревшее ураганный огонь «Иволги», нанесло свой удар.
Это походило на ленту, черную, узкую: не ткань, не металл и не жидкость. В то, сжатое мгновение, за которое «нечто» мелькнула перед глазами, Вещунье показалось, что оно собрано из мелкой, текучей пыли, сквозь которую бежали сполохи белого сияния. Лента вытянулась атакующей змеей, прошлась по груди человека — и вот теперь они отчетливо видели, как исчезает разрез на теле, как соединяется в одно целое его серая рубашка, поднимаются на свое место отсеченные края рабочего жилета.
Лента изогнулась, закрутилась спиралью и быстрее молнии втянулась в дверной проем, «возвращаясь» к источнику. Все случилось так неожиданно и стремительно, что никто не успел вовремя повернуться, посмотреть на того, кто убил человека в столовой. Лишь смутный абрис, темный, смазанный контур — вот и все, что отпечаталось на сетчатке обернувшихся следом за лентой людей. Они были одни в коридоре, как по волшебству, возвращавшемуся к норме: исчезали дыры, склеивались трещины, поднимались и занимали свое место отбитые панели и куски металла.
«Все сон…» — мелькнула мысль в голове Вещуньи. Мелькнула и пропала, потому что она знала, что это не сон.
Везунчик первым услышал звук. Вернее, звук за спиной они услышали одновременно, но он первым среагировал на тонкое, басовитое гудение: звук выходящих в боевой режим разгонно-направляющих реек. Ему часто улыбалась удача — в картах, в бою, и просто так — и сейчас она улыбнулась ему в последний раз, подарив драгоценную долю секунды.
— ААААААААААааа! — Дикий, обезумевший, надрывный вопль перекрыл гул реек, уходящий в недоступную человеческому слуху область. Пилоты «Гетмана Хмельницкого» развернулись; девушки инстинктивно дернулись в сторону, прочь от открытой двери… Но первым успел Везунчик, плечом толкнувший Вещунью на Жеску, отбрасывая их в сторону, и одновременно поднимая «Бурю». Та самая доля секунды позволила ему вышвырнуть их с линии огня… но не спастись самому.
Первый «шип» вспорол стену, пересек коридор, врезался в только что восстановившуюся панель. Никто из пилотов не смог бы промахнуться с такого расстояния, в такой ситуации, но техник или забыл, или не знал о «раскачке» рейкера, когда первый «шип» тянет за собой, выталкивает оторвавшийся фронт воздуха в канале между рейками. Потому Везунчик успел поднять «Бурю» и вдавить гашетку, прежде чем сразу три «шипа» ударили ему в грудь.