И я не запрещал им эти довольно-таки рискованные разборки. Я просто никогда не оставлял их наедине.
Быть может, такое общение и стало причиной того, что Ханыч всю свою жизнь был буквально помешан на детях. Когда мы выходили с ним на прогулку и в пределах видимости появлялись маленькие человечки, Ханыча тянуло к ним как магнитом. Вот тут я грешен: раза два я терял бдительность, и мой кобель, ускользнув от меня, пробирался на территорию детского сада. Там я его и обнаруживал, блаженствующего в буквальном смысле под кучеймалой ребятишек. Облепив «живую игрушку», они усаживались на Ханыча верхом, гладили, тянули за уши и за обрубок хвоста… В общем, восторг столь же полный, сколь обоюдный.
Если не считать того обстоятельства, что воспитательницы в это время сидели на макушках детских грибков и оттуда костерили меня словами, вроде бы не очень подходящими для педагогов.
Естественно, я поспешно забирал Ханыча и с извинениями уводил его прочь с детской площадки. Спасибо ему: благодаря замечательной психике он ни разу меня не подвёл.
Только не следует думать, что в сходных обстоятельствах любой пёс «автоматически» повёл бы себя так же. Во-первых, собаки, как и люди, все разные. А во-вторых… Нет ничего хуже, чем слепо принимать на веру какие-то стереотипные представления, не разобравшись сперва, что за ними стоит! Все мы с детства наслышаны, будто самые злые собаки «маленьких не трогают». С одной стороны, мощный инстинкт действительно диктует собакам снисхождение к маленьким детям, но… кусают же время от времени, да ещё как! Иначе откуда бы сообщения о жутких инцидентах с детьми, которые бульварная пресса, а за ней и центральные телеканалы раздувают чуть не до необходимости запрета на ту или иную породу?
Вот пожалуйста. В посёлке, где я сейчас живу, недавно произошёл трагический случай: сука ротвейлера убила маленького ребёнка. Собака, естественно, была застрелена милиционером. Спустя несколько дней жители собрались на митинг, требуя запретить ротвейлеров. Поселковый милиционер пригласил меня на этот митинг в качестве кинолога и попросил дать оценку ситуации.
Я расспросил его о подробностях случившегося, и выяснилось следующее. Супружеская пара, жившая в Санкт-Петербурге, завела суку ротвейлера, но ни воспитанием, ни дрессировкой нисколько не озаботилась. Видимо, предполагалось, что собака должна была подрасти и «сама всё понять» — как по части бытового поведения, так и по линии охраны. Результат оказался закономерным, сука полностью вышла из повиновения, начала показывать зубы. Тогда её… сослали в загородный посёлок к пожилой бабке, которая, естественно, справиться с ней не могла уже совершенно.
А потом настало лето, и туда же, к бабке, отправили маленького ребёнка.
Так люди своими руками создали ситуацию, которой только чудо могло помешать завершиться непоправимой бедой.
Ну сами посудите. Совершенно невоспитанная, неуправляемая собака, привыкшая жить по принципу «что хочу, то и ворочу» и по любому поводу пускать в ход зубы, оказывается наедине с трёхлетним ребёнком, которого она воспринимает как назойливого человеческого щенка. Бабка не в счёт: её авторитет для ротвейлерши был равен нулю. Стоило малышу сделать что-то, что пришлось не по нраву собаке, и она проучила его, как проучила бы собственного детёныша. Схватила за шею и трепанула. Только собачье дитя самой природой рассчитано на подобное обращение, его целый день можно так трепать безо всякого вреда, а человеческое — нет. Вот вам и трагедия.
Когда я пришёл на митинг, милиционер с гордостью рассказывал, как застрелил собаку-убийцу.
— Давай дадим ребёнку вязальную спицу и оставим его наедине с электрической розеткой, — сказал я сержанту. — А потом расстреляем её за то, что шибанула ребёночка током. И будем этим гордиться…
Услышал ли меня кто-нибудь? Не знаю. Люди пошумели и разошлись…
Убейте меня, чтобы я понимал: почему прежде, чем сесть за руль автомашины или приобрести «ствол», мы собираем массу справок, убеждая строгие комиссии в том, что мы не алкоголики, не наркоманы, не сумасшедшие, наконец, и к тому же обладаем необходимым минимумом технических навыков? А для обзаведения вполне грозным живым оружием — собакой — нам достаточно всего лишь пойти к заводчику облюбованной породы и выложить денежки?
Вот и получается, что ротвейлеры и кавказцы попадают к полностью безответственным, а то и невменяемым людям. А потом мы бушуем на митинге, требуя «отменить»… нет, не дурацкий порядок, а ту или иную породу.
На «цивилизованном» Западе целые страны уже расписались в своей неспособности держать собак чуточку посерьёзнее карликовых пудельков. Желательно кастрированных.
Когда раздаются голоса «запретителей», мне всякий раз хочется предложить выяснить, автомобили какой марки задавили наибольшее количество детей, и призвать к запрету этих автомобилей. Вам смешно?
НА ФИРМЕ «ПРОШЛОЕ ЛЕТО»
Когда-то эта фирма снабжала огурцами и помидорами весь Ленинград. Теперь её уже нет, поэтому назовём её «Прошлое Лето». Это теперь вдоль Пулковского шоссе от Балканского проспекта до железной дороги выстроились огромные магазины-склады, перед которыми паркуются дорогие автомобили, а раньше там простирались бесконечные ряды застеклённых теплиц. Естественно, теплицы требовали охраны. Желающих поживиться овощной продукцией во времена дефицита было достаточно. И через забор залезали, и свои работнички попадались на воровстве…
Масштаб же территории был таким, что без собак обойтись не представлялось возможным.
Контингент вооружённой охраны был в основном женский. Сотрудницы ВОХР, или, как мы их с юмором называли, «вохрушки», время от времени приезжали со своими овчарками к нам в питомник аттестовываться и повышать квалификацию. И я часто слышал от женщин одну и ту же жалобу:
— Плевали на нас жулики. И на нас, и на наших собак…
Овчарки у них по своим рабочим качествам в самом деле были далеко не «элита». Подумал я, подумал — и решил бросить Ханыча «на усиление кадров».
Охраной территорий он до этого не занимался. Я начал с того, что на некоторое время подрядился с ним вместо одного знакомого охранять автостоянку. Объяснил кобелю, что такое обход периметра, откуда могут появиться враги и как поступать с человеком, лезущим через забор. Естественно, в качестве злоумышленников на первых порах выступали мои помощники. Буквально через неделю — куда быстрее, чем я предполагал, — Ханыч полностью вошёл в курс дела, и… до чего же ему это дело понравилось! Когда я стал возить его в тепличное хозяйство, у него буквально глаза загорались: ура, работаем! Ханыч быстро «накатал» маршруты обходов, и у вохрушек началась совсем другая жизнь. Тем более что его не нужно было отдельно учить ни личной охране, ни правильному поведению во время проверки документов.
Нет, он не злобствовал, не бросался с рыком, он вообще никого зря не обидел. Просто, когда работавшие с ним вохрушки встречали на территории сомнительную личность, эта самая личность, которая раньше просто послала бы их вместе с повизгивающими овчарками куда подальше, почему-то теряла дар речи. Ханыч тихо усаживался рядом с женщинами и СМОТРЕЛ. Кому не случалось стоять под прицельным и очень уверенным взглядом громадного чёрного зверя, тот навряд ли поймёт. Если же разговор делался напряжённым, взгляд пса приобретал смертоносное качество, словно где-то снимали предохранитель гранатомёта: «Дёрнешься напасть — убью. Дёрнешься убегать — убью за то, что удирал…» И ведь чувствовалось, что он это сделает. Действительно сделает.