Слушает Гришанов, соглашается, но тут же перед глазами встает Сякина, предостерегает: «Демагогия!..» И Гришанов ищет, что бы возразить Бамбизову, не очень так чтобы резко, но дать понять, что у него на этот счет есть свое мнение.
— А не слишком ли большое значение ты придаешь личному?
— Ага! Узнаю знакомый голосок! Но ничего, поживешь — убедишься, кто прав. — И тут же стал разъяснять: — Мы раньше как относились к личному? Да и теперь еще частенько, как? А так: «Никто, мол, не отрицает, у тебя есть личная жизнь, от нее, к сожалению, никуда не денешься. Живи, пожалуйста, занимайся и личными делами, но делай это так, чтобы личное не мешало общественному, умей сочетать». То есть мы признаем личное как бы исподволь и рады были бы избавиться от него.
— Ну да! А как же иначе? — искренне недоумевает Гришанов.
— А скажи мне, дорогой товарищ, будет колхозник болеть душой, чтобы больше и лучше заготовить кормов для общественного скота, если его собственная корова «читает газету»? Будет доярка спокойна на работе, если ее дети не присмотрены и сидят дома не кормлены?..
Гришанов молчит.
— Мы как рассуждали? А так: «Твоя корова — ты и заботься о ней. Наша забота — общественное стадо. Кормов колхоз тебе ни дать, ни продать не может. Воровать ты не имеешь права. Как хочешь, так и выкручивайся». И человек «выкручивался». Где уж тут ему было думать об общем благе артели, о морали и других высоких материях! Получалось что-то нелогичное между тем, что мы утверждаем, и тем, что человек имел. Всякие блага, хорошая жизнь оставались для него все время где-то впереди, там, на светлом горизонте. Мы видели перед собой общие цифры, общие показатели, выводили средний уровень, и получалось, что в среднем человек вообще живет хорошо. А конкретно судьба Ивана, Степана интересовала мало. Мы у себя в колхозе поломали такие порядки.
— Все это хорошо, только… — пытается возразить Гришанов.
— Что «только», что «только»? — горячился Бамбизов. — А ты возьми мелочи житейские — сколько их в домашнем хозяйстве? Их в крестьянском доме гораздо больше, чем в городской квартире. Если закрыть глаза на эти «мелочи» и пусть каждый справляется с ними, как знает, работать человеку будет некогда. У него вряд ли хватит сил и времени содержать лишь свой дом в порядке. Там как? — Бамбизов кивает в сторону города и, минуту подумав, загибает палец: — Возьмем такой пример. Испортился водопровод или выключатель в квартире горожанина. Он что делает? Звонит в жилуправление или опускает записочку в специальный ящичек. К нему приходят и, что надо, делают. Так же и с телевизором, и с холодильником. А случись такое в селе, да еще в доме вдовы, — кто ей поможет? Вот то-то и оно-то.
Слушает Гришанов председателя, верит и не верит ему, принять сторону Бамбизова боится. Рассуждает: не все то хорошо, что хорошо. Хорошо в данном месте, в данное время, а как это отражается на соседях, а как это будет выглядеть, если все начнут вот так поступать, а согласуется ли это?..
— Согласуется! — уверенно сказал Бамбизов и хлопнул Гришанова по плечу. — Согласуется с интересами людей, а значит, и с тем. — Он указал пальцем вверх. И вдруг спросил: — Ну, а как же иначе? — И, не дождавшись ответа, сам отвечает: — Ведь мы пробовали уже вести хозяйство на голом энтузиазме. «Давай, давай! Земля ваша, хлеб ваш, колхоз ваш!» А осень придет — в амбарах пусто, общеколхозное отвезли, личное — обложено налогом. И думает колхозник: «Я живу плохо, сосед — тоже, в других колхозах — такая же картина. Почему так, для чего работать?» — «Для общества». — «А где оно? Подамся в общество». И перестал он считать землю своей, не стал ему колхоз родным. Деревни стали редеть. Было так? Было. Мы сделали, чтобы колхоз стал крестьянину по-настоящему своим домом, чтобы ему было в нем хорошо, чтобы ему было в колхозе лучше, легче жить, чем он жил когда-то; чтобы человек чувствовал себя хозяином судьбы артели и чувствовал, что эта артель заботится о нем, в беде не оставит.
Разговор этот состоялся не враз. После плотины он возникал постоянно, то в поле, то в машине, то в конторе, то в столовой. Как-то под вечер в правление зашел запыленный с ног до головы комбайнер. Приехал на ужин в столовую и заскочил к председателю поговорить насчет кирпича — погреб надо перестроить, старый совсем обветшал.
— Выпиши, — коротко сказал Бамбизов, и парень от такого быстрого решения немного оторопел, хотя знал, что ему не откажут. Он стоял, не уходил — неловко как-то вот так сразу повернуться и уйти. — Делать сам будешь?