А может, и не привыкла, может, ее просто отвлекли другие Карповы дела, которых у него было великое множество…
Работает Карпо «на путях», он бригадир ремонтной бригады. Под его началом девчат десятка полтора. В стеганках, в штанах ватных, девчата выглядели толстозадыми коротышками. Это зимой. А летом — ничего: в блузках веселых, в косынках цветастых, они будто стайка пестрых птичек на железнодорожное полотно опустилась. Хлопочут: старые шпалы вытаскивают, новые ставят, костылями крепят, щебенку подбивают.
Карпо зимой и летом — одним цветом: в серой просторной спецовке. Зимой под нее он поддевает ватную фуфайку и ватные брюки, летом же обходится без них. Спецовка его сшита из грубой палаточной материи — брезента, и сидит она на нем «колом», как белье на морозе. На ходу Карповы штанины не шуршат, а скрежещут, будто железные.
Во время работы Карпо обычно стоит в сторонке и наблюдает. Наблюдает не столько за работой девчат, сколько за дорогой — не появился бы поезд внезапно. Если у девчат не ладится, помогает, начальника из себя не строит.
На поясе у Карпа в кожаном чехле два флажка — желтый и красный. Это с одного боку. А с другого — петарды. Три. Белые, металлические. Петарды — наша постоянная мальчишеская зависть, руки, глаза наши так и тянулись к ним. Но Карпо даже потрогать не дает: опасно.
Карпо строг. На работе тоже строг. Даже не то чтобы строг, а серьезен. Шутки об него разбиваются, как пустые бутылки о скалу. И если какая из девчат слишком уж разойдется, скажет:
— Ты ото, Настя, как зубы скалить, так лучче бы… — говорит он медленно, слова выдавливает с трудом, будто загустевшую пасту из тубы.
— Ну, что «лучче бы»? Что «лучче бы», дядя Карпо? — не унимается озорница. — Чи я плохо щебенку подбила?
Но Карпо уже выговорился, да и не хочется ему попусту языком трепать. Смотрит вдаль, откуда должен появиться поезд.
Из-за поворота, извиваясь змеей, показывается товарняк, гудит утробным басом тепловоз — требует дорогу.
— Эй, девчат, сойди!.. — кричит Карпо, а сам подходит к воткнутому между рельсами железному шесту с красным кругом на конце.
Девчата медленно разгибаются и будто нехотя сходят на самую бровку насыпи. Карпо следит за ними, и когда уже ни одной не остается на рельсах, выдергивает двумя руками ограждение и тоже сходит на бровку. Кладет ограждение на кучу щебня, вынимает из чехла желтый флажок, пропускает поезд.
После московского экспресса, если нет аварийной работы, Карпо обычно не спешит поднимать ограждение. Достает из кармашка часы на цепочке, открывает крышку и долго смотрит на неподвижные стрелки. Часы у Карпа старые, никель на них давно обшелушился, сполз, как кожица с молодой картошки, и лишь кое-где поблескивал мелкими островками на бронзовом корпусе. Часами Карпо дорожит: давняя премия начальника дороги. Но главное — не память, главное — вещь нужная, время точное показывает. А красота для Карпа никогда не имела значения.
Захлопнул крышку.
— Ну че там, дядя Карпо? Че показывают золотые? Сколько нашего? Или, может, экспресс сегодня раньше побежал?
— Ладно, — говорит Карпо. Взваливает на плечо железный шест с круглым стоп-сигналом на конце, идет к деревянному ящику для инструмента. — Шабашить будем. Пока то да се… Собирайте струмент, ничего не забывайте.
Девчата сносят ключи, лопаты, кирки. Карпо запирает ящик на замок, спускается в кювет. Там у него еще с обеда припасены доски от разбитых снегозащитных решеток. Доски аккуратно сложены и туго скручены проволокой.
— Хозяйственный вы мужик, дядя Карпо! Даже завидки берут.
— Все одно сгниють без пользы, — оправдывается он. — Валялись… Загородку поросенку надо сделать, всю изгрыз, проклятый.
— И не надоело вам ото возиться со свиньями?
— Хм… «Надоело». Можа, и надоело. А что делать? У меня семья вон какая: детей трое, да свояченица Марья — девка уже на выданье, за дочь живет, да самих двое. Ну? Всех одевать, обувать, кормить надо. А работников? Один я, считай. Марья — скольки она там получает… «Надоело?» Можа, и надоело.
Доски Карпо берет под мышку. На плечо не поднимает, чтобы не так заметно, и сразу скрывается в посадке. Идет полем и приходит домой, как всегда, с огорода. Бросил доски возле сарая, они стукнули.
По этому стуку узнал о приходе хозяина старый, лохматый и злющий кобель Буян. Загремел цепью, потрусил навстречу, заскулил приветливо. По этому стуку узнала о приходе мужа и Ульяна. Маленькая, быстрая, вытирая руки о передник, она выбежала из кухни, спросила:
— Будем обедать, чи как?..