Премудрый старик, все сделано как следует. Даже лазить в погреб удобно: вход в него сводчатый, кирпичный. Откроешь дверь и иди по ступенькам вниз. А тут — люк, лестница. Неудобно, тесно. Зимой люк снегом заносит, лестница инеем покрывается, мокреет, скользкая становится. Ульяна не один раз срывалась с этой лестницы, посуду разбивала. Хорошо, хоть себя не покалечила…
Да, сделать бы такой погреб, как у соседа! Только сумеет ли, хватит ли силенок?
Размечтался Карпо, сидит на шпалах, цигарку за цигаркой смолит, прикидывает, как погреб лучше сделать…
Думай не думай, а чего-то главного не хватает, работа остановилась. Досадно.
Пришел Неботов — сосед через дорогу, увидел развороченную яму, пошутил:
— Чи убежище задумал делать? Так войны ж вроде пока не обещают.
Как ни был раздосадован Карпо, а шутку принял.
— Когда пообещают, то уже будет поздно, — сказал он. — У меня комбат в саперном был, войну с ним кончали, дак тот все учил: «Винтовки не стреляют, должны стрелять лопаты и топоры». Укреплять, значит, оборону надо. Так и я, — кивнул Карпо на яму. — Блиндаж вот думаю соорудить.
— Ну да, ну да, — согласился Неботов и заглянул в яму. — Погреб, конечно, нужен, без него зимой хоть «караул» кричи. А сделать его — это, конечно, не блиндаж сварганить. Там что, там тяп-ляп — и укрытие готово, а тут надо, так бы сказать, поосновательнее, чтобы он годков несколько простоял.
— Да нет, не скажи, — закрутил Карпо головой. — Блиндажи мы делали на совесть. А как же? Это ж укрытие для людей от снарядов и бомб. Погреб для чего? Овощ схоронить от холода, и все. А там люди. С запасом прочности делали, никакой снаряд не брал. Вот, помню, блиндаж сделал со своим отделением. В Германии уже дело было. Приказ — в наступление, а комбат говорит: «Не хочется и вылезать из такого дворца. Будешь ты, Карпо, отвечать за срыв операции: зачем такой построил — лучше хаты? Жалко, на чужой земле останется твое строение». А блиндаж и взаправду вышел на удивление: крепкий, сухой, теплый. Оборудовали его как следовает. Жить — можно. Вот бы под погреб такой приспособить, — Карпо улыбнулся, глаза его затеплились, заблестели — нахлынули воспоминания. — А мосты какие делали? Уля!.. — позвал он жену. — Ульяна, подай письмо, што мне прислали… За портретом лежит.
Принесла Ульяна письмо, протянула Карпу.
— Хвастать будешь? — спросила она с ехидцей.
— К разговору пришлось, — сказал Карпо серьезно. Развернул листок, обратился к Неботову: — Слухай… Это пишет мне дружок, вместях воевали. В Молдавии живет. Мы там долго стояли, удар на Яссы готовили. Мосты строили для техники. Он, этот дружок, познакомился с одной бабенкой, слюбились, после войны к ней поехал, живут, пишет, хорошо…
— А ты? — спросила Ульяна.
— Шо я? — не понял Карпо.
— Про себя расскажи, шо ж ты все про друга да про друга… А ты будто святой да невинный, только мосты строил?
— Не галди, Ульяна, — отмахнулся Карпо. — Опять ты за свое… Кабы б так — так приехал бы я к тебе? Тоже туда подался б.
Ульяна перестала улыбаться, насупила брови, спросила медленно, нараспев:
— Куда б ты подался?.. — и вдруг переменила тон, сказала резко: — Попробовал бы! — Она погрозила Карпу кулаком и ушла.
— Ну, видал? — развел Карпо руками. — И я ж виноват остался.
Покрутил Неботов головой, усмехаясь, махнул рукой:
— Да ну, это ж бабы!.. Не обращай… Читай, шо там пишет дружок твой.
— А? — Карпо и забыл уже, о чем речь шла, взглянул на письмо, вспомнил: — А! За мост пишет. Слухай. — И стал читать: — «Дорогой мой фронтовой друг и товарищ Карпо! Пишет тебе Иван Копылов. Жив, здоров, чего и тебе желаю…» — Карпо помычал, пропуская какие-то места в письме, нашел нужное, сказал: — Вот. «Помнишь, мы наводили мост в наших Казанештах? Его потом все называли «Карпов мост». Так вот, нема уже того моста. В этом году разобрали и построили новый. А зовут все одно по-старому: «Карпов мост». Во какую память об себе оставил. А никто из молодых и не знает уже, почему такое название. Жинка моя да другие, кто постарше, те помнят. Приезжай к нам, всем селом встретим. Вина попьем, войну, друзей вспомним, песни попоем, поплачем…» — Голос дрогнул у Карпа, он шмурыгнул носом, сложил письмо, не стал дочитывать. — Ну вот, видал, как строили в войну? Скольки годов простоял мост! Так что мы не той, не баловались…
— Это, конечно, какое там баловство, — согласился сосед. — Война шуткувать не любит. — Помолчал. — А я к тебе, Романович, с просьбой.