Было отцу лет восемь. И вот он говорит матери (моей бабушке): «Купи мне гитару». Она пошла, продала порося, купила гитару. Гитары тогда были дорогущими, половину порося за неё отдала. Дед её чуть не прибил тогда. А отец засел с этой гитарой в курятнике и сам научился играть. Отличный гитарист был. Ещё через два года: «Мам, купи мне баян». Бабушка двести яиц сдала и купила баян. И отец опять сам его освоил — множество песен знал, аккомпанировал прекрасно…
Годы спустя я обнаружил письмо отца той поры, когда он ухаживал за матерью. Ей было 17, ему — 22. В том письме он пишет, что хочет чего-нибудь добиться в жизни, только ещё не решил — в литературе, в музыке или в живописи. Разносторонний, одарённый был человек, но не мог определиться. Так себя ни в чём и не реализовал, по сути. Многие впадают в депрессию, когда что-то не удаётся в жизни, а мой отец всегда был внешне спокоен, сдержан, невозмутим, я никогда не видел его в плохом настроении. Но внутри-то его точило.
(интервью Захара Прилепина, журнал «Батя», август 2017)
Мы держали в Ильинке небольшое хозяйство: кур, уток; у нас был огород.
Огород отец вспахивал сам: запрягал лошадь и пахал; я смотрел на это.
Крестьянский труд, как и любой другой, давался ему легко.
— Помню, были мы как-то на пилораме, и отец «распахал» себе руку циркулярной пилой. И ничего: завернул платком и пошёл как ни в чём не бывало. Абсолютное спокойствие. И так во всех ситуациях, когда что-то происходило: всегда спокойный вид, всё под контролем, всегда невозмутимый, никакой суеты…
У меня было ощущение абсолютной несокрушимости отца. Прошли годы, а это чувство сохранилось.
Никакого воспитания в виде назидательных разговоров не было: его пример сам по себе был воспитанием.
Я это тоже унаследовал: меня мутит от любого дидактизма.
(интервью Захара Прилепина, журнал «Батя», август 2017)
Родом отец происходил из села Каликино Добровского района Липецкой области — до появления Липецкой области село числилось в Тамбовской губернии. Каликино стоит на притоке Дона — реке Воронеж. Я считаю себя вспоённым донской водой.
В Каликино я проводил бо́льшую часть лета с самого раннего детства до шестнадцати лет, и считаю эту деревню своей родиной в поэтическом смысле. На окраине деревни есть высокие холмы, куда я уходил и сидел там целыми днями, не зная зачем, глядя на простор и заходящее солнце.
Деда моего звали Семён Захарович, он тоже был высок, белес, степенен, необычайно силён физически, имел басовитый голос, слышимый за целую улицу. Великую Отечественную он начал артиллеристом, командиром орудия, летом 1942 года попал в окружение и в плен, и сидел в немецких лагерях до конца войны. Освободили его американцы. Когда его выпустили — он весил 47 килограмм. К своим он пошёл пешком. Деда допросили и отпустили восвояси.
Со своей женой — моей бабушкой — он поженился ещё до войны, и она, не получив от него ни одной весточки, кроме письма в 1942 году, ждала его всю войну и дождалась.
Письмо это я видел и читал. Там дед писал, что был в страшном бою, они отражали танковую атаку, но теперь всё хорошо и он просит жену ждать его.
Бабушку звали — Мария Павловна, она была настоящая русская женщина, богомольная, терпеливая, никогда и ни при каких обстоятельствах не повышавшая ни на кого голоса. Читать она едва умела, и в школе училась то ли класс, то ли два. Бабушка была, как и дед, каликинская. В речи её было много сугубо казачьих диалектизмов.
Письмо деда тоже потерялось. Оно было на открытке.
Татьяна Николаевна Прилепина
мама [интервью Л. Зуевой, 2021]
Дедушки и бабушки его любили нежно очень. Будучи учеником в средней школе, он писал необыкновенно трогательные письма им на 9 Мая, — родители мои просто плакали и все письма эти сохраняли.
Захар
Мать моя, Татьяна Николаевна, в девичестве — Нисифорова, работала в сельской ильинской больнице. Рядом с больницей стояла не разрушенная, но ещё не открытая тогда церковь. Я очень часто гулял вокруг этой церкви. Она казалась мне высокой и загадочной.
Напротив церкви стояла двухэтажная школа — потом её разрушили, — где я начал учиться.
Моего деда по матери звали Николай Егорович Нисифоров, они с бабушкой жили в пригороде Скопина — в пору моего детства это место называлось совхоз им. Мичурина. Потом совхоз переименовали в село Успенское.
Дед с бабушкой (мы называли её бабукой) были хлебосольны, постоянно собирали гостей, устраивали огромные застолья. Держали хозяйство: две коровы, несколько свиней, кролики, утки, гуси, куры.