— Что ты… Бенни?! Что ты тут делаешь?!
Бенни бережно ставит рамку обратно на тумбу и поворачивается к Аллате. Карие глаза гневно сверкают, но если говорить честно, то устрашающе Милиссон точно не выглядела: мокрые волосы, свисающие некрасивыми паклями на худые плечи. Чётко выделенные скулы, даже, пожалуй, слишком, и тонкие руки, которые сжимают полотенце. Оно плотно прилагает к мокрому телу, подчёркивая красивый бюст, потрясающую талию и длинные ноги. Аллата крепче ухватилась за полотенце и неодобряюще посмотрела на вампира.
— Может хватит меня так пристально рассматривать? Что ты хотел?
Бенни усмехается на эту якобы строгую интонацию.
— Я хотел поговорить, — всё-таки отвечает мужчина, пытаясь сконцентрировать свой взгляд на её лице. С удивлением оба обнаруживают, что голос Бенни немного охрип. Аллата пытается сдержать усмешку, понимая причину внезапного охрипшего голоса. Но сейчас Милиссон не очень хотелось с этим разбираться.
— Прям сейчас? — она многозначительно кивает на свое полотенце, и возмущённо приподнимает бровь. — Знаешь, в таком виде уверенность не прибавляется.
— Об этом мы и поговорим.
— Собирался читать мне нотации о моём стиле одежды? — Милиссон была далеко не дурой, но сейчас она либо медленно ею становится, либо ей очень нравится играть в негодование и саму невинность.
Бенни закатывает глаза.
— Чёрт, Лат, ты за 50 лет вообще разучилась намёки понимать?!
Вампирша звонко рассмеялась. Сердце сжимается сильнее, а кровь быстрее бежит по венам. Оба почувствовали себя живыми настолько, насколько это вообще было возможно — с их образом жизни и грузом пережитых лет. В этот момент вампиры живы, живы как никогда.
— Нет, родной мой, не разучилась.
Одной рукой всё ещё придерживая полотенце, Аллата делает шаг вперед и целует его. В этот раз первая. За окном разгорался рассвет.
Комментарий к Часть 2
Если кто-то это читает, то автору будет приятно услышать Коментарии. Нет-нет, я не на что не намекаю, конечно же…Но коментарии не помещают
========== Часть 3 ==========
Было что-то необыкновенное в том, чтобы проснуться под запах чего-то ароматного. За те пятьдесят лет, что Бенни провёл в Чистилище, он спал только в те редкие моменты, когда Дин всё-таки останавливался на ночлег. И в этом утре, — точнее, в вечере, — было что-то необычное: запах жареного мяса, удобная постель, которую нельзя даже было сравнить с холодной землёй Чистилища. Бенни разбудил запах кофе и мяса. Что может быть в мире ещё более совершеннее, чем бифштекс с душистыми специями? Вампир потянулся и перекатился на другую сторону кровати. Постельное белье хранило тепло и запах вампирши, которую Лафит не наблюдал. Каждый вампир пах по-особому, и Аллата конечно же не была исключением — Бенни узнал бы её запах где угодно. Кто сказал, что темноволосая девушка, являющаяся удивительным сочетанием женственности и силы, непременно должна пахнуть лесными ягодами и грозой? Да, возможно дикая, необузданная, как и сама Аллата, природа особенно близка ей, но кроме этого в её жизни всегда было ещё кое-что. Её маленькая страсть — готовка. Поэтому она всегда пахла ванилью, часто используемой ею для выпечки, и корицей, так как обожала посыпать ею свежеприготовленный латте. Чуть-чуть сладости и чуть-чуть остринки — в этом была вся она…
Вставать до ужаса не хотелось, но с первого этажа «доносились» такие ароматные и вкусные запахи, что вампир переборол лень и встал. Отыскав свою одежду в разных частях комнаты, вампир хмыкнул. Всё произошедшее вчера отдавалось теплом во всем теле, дарило покой и умиротворение. Этот дом как будто ограждал от всего: от бывших собратьев, предстоящей драки и даже от Дина. Тут были только они — два бессмертных, и действовали только их правила. Преисполненный самыми радужными мечтами и радостью, Бенни бодро спустился вниз. Аллата стояла у плиты, а на столе как раз-таки стояла приготовленная ею еда, которая и привела вампира сюда. Лафит подкрался, но, видимо, Милиссон так увлеклась своими мыслями, что заметила его, только когда Бенни обнял её со спины.
Аллата и правда сильно погрузилась в свои явно невесёлые мысли. А всё из-за взбучки, которую ей устроил Сорренто. Заявившись к ней в дом, Сорренто весьма прозрачно намекнул, что ещё одно такое «времяпрепровождение» с Бенни, и её мальчик лишится какой-нибудь части тела. Так же Сорренто злился на Аллату из-за её убеждающих речей бывшему собрату, чтобы он вчера не разносил гнездо. Милиссон только молчала, и молилась, чтоб Лафит не проснулся. Но кое-что для себя она выяснила — Сорренто и прочие молодые не знают о Дине Винчестере в этой истории. И всё, что Аллата могла делать, это покорно кивать, думая о том, что вскоре весь этот кошмар закончится.
Когда Бенни обнимает её со спины, Аллата резко выныривает их своих мыслей и круто разворачивается. Прежде чем она расслабляется, понимая, кто перед ней, Бенни замечает, как карие глаза испуганно расширяются. Правда, Милиссон тут же берёт себя в руки и расслаблено улыбается, но её реакция вводит вампира в тупик. Лафит хмурится.
— Ты так испугалась, — вампир одной рукой по-прежнему обнимал её, а другой озабоченно разминал затекшую шею. Та хрустнула, и этот звук эхом раздаётся в сознании вампирши. — Что-то случилось?
«Ничего, кроме того, что тебя чуть не убили», — вертелось на языке, но Лат понимает, что, скажи она это сейчас, не замолкнет потом долго. Нужно молчать. Потому что сейчас молчание действительно золото для Аллаты, для её маленького сына, поэтому Милиссон качает головой и лучезарно улыбается. Она умеет надевать маску, у неё их тысячи.
— Нет, — шатенка легко поводит плечами, но то, что её по-прежнему держат в объятьях, немного сковывает движения. — Просто немного мрачные мысли, относительно сегодняшней… вылазки.
Лафит усмехается, в глазах начинает разгораться пламя предвкушения. Видно, Бенни ожидает этого, сейчас он находится в некой экзальтации, а вот его подруга была совершенно в другом настроении — хотелось прямо сейчас остановить время, чтобы ночь не сгустила свои краски ещё больше, чтобы отмеченное Дином и Бенни время никогда не наступило. Так же Милиссон понимает, что иначе сына ей не видать.
Бенни нежно гладит Аллату по щеке и целует в щёку.
— Можешь не волноваться, — наконец-то выпускает её, садится за стол, разваливаясь на стуле. — Ничего страшного не произойдёт. А теперь покажи мне то, что так вкусно пахнет и заставило вылезти из кровати.
Аллата усмехается.
Нельзя сказать, что он о чём-то думает. В его голове много мыслей, полезных и не очень, мыслей страшных и приятных, плохих и хороших. Он явно не боится предстоящего, потому что не знает, что должно произойти. Внутри всё скрутило, и Аллата до боли закусила губу, стоило отвернуться. Надо признать, готовить Лат умела. Бенни же давно забыл вкус нормальной человеческой еды, потому что в Чистилище он питался только тухлой кровью. Перебить этот омерзительный привкус во рту было сложно, даже свежая кровь не смогла. А вот от свежеприготовленной еды становилось немного, но лучше. В этой ситуации было что-то необыкновенное: практически семейная атмосфера, которая могла бы быть у человеческой пары, когда любимый муж вернулся с работы, а жена готовит ужин. У них же это сложно даже было назвать романтикой, не то что семьёй. Бенни был в некой эйфории от будущей схватки, а вот Аллата была вся как на иголках, но героически растягивала губы в скромной улыбке.
— Что-то произошло? — настороженно поинтересовался Лафит, когда заметил кислую улыбку Милиссон. — Ты какая-то… хмурая.
— Всё хорошо, — насколько правдиво прозвучали её слова, Аллата не знала, а вот Бенни чувствовал фальшь всем своим нутром. И пусть Аллата сколько угодно считает, что убеждает Бенни в своем позитиве, вампир всё видит: как она боится оставить его даже на секунду, как последняя трусиха, — которой она точно не являлась, — не находит в себе смелости хоть ненадолго выпустить вампира из своего поля зрения. Оставила его один раз — умер, оставила второй — и ничего. Всего один раз, когда они встретились, но даже тогда Бенни замечает, с каким внутренним напряжением улыбается, шутит, даже с небольшим внутренним напряжением обнимает его на прощание.