— «Я не приказывал этого писать. Если же брат Бертольд написал, то пусть ответственность падет на его голову… Если когда-либо имел я намерение креститься, то пусть меня сам дьявол крестит! Я действительно говорил, как написано в грамоте, что буду почитать папу как отца; но я это сказал потому, что он старше меня: всех стариков, и папу, и рижского архиепископа, и других я почитаю как отцов; сверстников своих люблю как братьев, а кто моложе меня, тех готов я любить как сыновей. Я говорил действительно, что дозволю христианам молиться по обычаю их веры, русинам по их обычаю и полякам по своему; сами же мы будем молиться Богу по нашему обычаю. Ведь мы почитаем одного Бога».
Эти слова показывают нам и веротерпимость Гедимина, и вместе с тем осторожность настоящего политика; он резко и решительно отрекается от приписанного ему намерения креститься. Понятно почему: литовцы были еще вполне преданы своей языческой вере; жрецы имели большую силу в народе, и прояви Гедимин склонность переменить веру — он, конечно, утратил бы и доверие, и преданность своих литовцев.
Гедимин заботился о заселении своей страны и водворении в ней европейской промышленности: он призывал переселенцев с Запада, давал им всякие льготы. По западной и северной границам Литвы и Жмуди построены были крепкие замки. Явилось немало новых поселков в стране, возникли два новых и значительных города: Троки и Вильно, основание которых приписывают Гедимину. В этих двух городах он и жил попеременно, наконец столицей великого княжества Литовского стала Вильно. Здесь было главное святилище литовцев — Ромново, и понятно, что Гедимин, желавший пользоваться содействием всесильного криве-кривейто, устроил себе столицу как бы нераздельно с важнейшей литовской святыней; но веротерпимость Гедимина и тут ясно сказалась: при нем был воздвигнут в Вильне православный храм Святого Николая и водворились два католических монастыря: францисканский и доминиканский. Конечно, умный князь должен был ясно сознавать превосходство христианства над язычеством; но принять христианство от католиков значило вооружить против себя и язычников-литовцев, и русских подданных, а обратиться к православию — значило опять-таки отвратить от себя язычников и вместе с тем нажить крайнюю вражду от немцев-католиков. Гедимин предпочел, оставаясь, по-видимому, ревностным язычником-литвином, в то же время оказывать покровительство христианам без различия вероисповедания, причем католики, страстно желавшие его обратить в свою религию, все еще могли не терять надежды, что это со временем им удастся. Родственные связи, конечно, должны были его склонять в пользу православия, тем более что большинство его подданных были русские.