Главная власть над всем краем была в руках гетмана, при нем была генеральная (общая) войсковая старшина: обозный (начальник артиллерии и заведующий лагерем), есаул, писарь, судьи, хорунжий (главный знаменщик). Высшее место управления называлось войсковой канцелярией: здесь вместе с гетманом заседала вся генеральная старшина. В каждом полку была своя канцелярия и полковая старшина с теми же названиями, как и общая. Полки делились на сотни, в которых было управление, совершенно схожее с полковым. Сотни, заключавшие в себе нередко по нескольку сот человек, в свою очередь делились на курени. Таким образом, Хмельницкий распространил старое казацкое управление на весь край, подвластный ему.
В начале лета начались военные действия. Крымский хан привел многочисленное полчище на помощь Хмельницкому; по призыву его явились и донцы; все рассчитывали на окончательный разгром Польши и на хорошую поживу.
В Польше тоже усиленно готовились к борьбе: объявлено было «посполитое рушение», и военные силы всей страны собирались около короля. Одна армия уже стояла под Збаражем, чтобы помешать вторжению в Польшу.
30 июня Хмельницкий осадил это войско. Поляки едва успели кое-как окопаться под городом и отбить первые нападения казаков и татар, которые после этого обложили со всех сторон польский стан, порешили истомить врагов беспрерывной пальбой и голодом. Вокруг польского стана был насыпан вал выше его, и с высоты стали бить поляков из пушек и ружей; поляки соорудили более тесные окопы, повыше прежних, и мужественно отбивались, но у Хмельницкого было гораздо более рабочей силы под руками, и скоро казаки насыпали такой высокий вал подле польского, что нетрудно было с него застрелить и собаку, по словам очевидца. Ни днем ни ночью не было покоя осажденным — пули летели как град. Поляки принялись окапываться внутри своего укрепления: каждый из них, как они сами потом рассказывали, выкапывал себе нору и сидел в ней, как крот. Попробовал Хмельницкий посредством мин добраться до поляков; но последние вовремя заметили это и отбили врагов. 26 июля казаки со всех сторон насыпали такой высокий вал вокруг польского стана, что никто из осажденных не смел и головы высунуть из своего окопа — тотчас убивали его наповал. Поляки начинали уже чувствовать недостаток пороха. Запасного оружия не было. Летний зной, теснота, гниение трупов людей и лошадей, которых не успевали вовремя закапывать, душили поляков; скоро не хватило и съестных припасов. Даже и паны питались кониной, но и ее не стало. Пришлось есть кошек, собак, мышей, иные не брезговали и падалью, а не то ремни и кожу с обуви разваривали и ели.
А тут еще казаки издевались над несчастными.
«Скоро ли вы, панове, — говорили они смеясь, — чинш (оброк) будете собирать на Украине? Вот уже год прошел, как мы вам еще ничего не платили… А может, какую-нибудь панщину придумаете? Вот от скота вы до сих пор ничего не брали…»
Положение осажденных становилось уже невыносимым. Жолнеры роптали, приписывали свои беды гневу Божию за то, что в их войске были протестанты; более суеверные вспоминали, что был уже им недобрый знак: еще в начале войны молния ударила в древко знамени. Стали уже поговаривать о том, что лучше разбежаться; но всех еще сдерживал и воодушевлял мужественный Вишневецкий — пробовал он даже войти в тайные сношения с ханом и склонить его на свою сторону, однако попытка эта ни к чему не привела. Не удались разные хитрости и Хмельницкому. Вишневецкий не менее его был горазд на разные военные проделки: несколько раз он обманывал падающих духом, убеждая их, что близка помощь, и те с удвоенными силами отбивали врагов.
Хан уже терял терпение и требовал, чтобы Хмельницкий скорее кончал дело.
«Гей, казаки-молодцы! — кричал Богдан, объезжая свое войско. — Вот что мне сказал его милость хан: если не дадим ему поляков, то сами пойдем в неволю в Крым».
Решено было взять польский стан во что бы ни стало приступом. При громе нескольких десятков пушек, с гиком ринулись казаки на приступ с разных сторон. Катили и гуляй-городки (деревянные башни) к польским окопам. Поляки с трудом могли видеть в облаках дыма — едва успевали они заряжать ружья, чтобы отбивать казаков, которые в иных местах прорывались чрез окопы и резали осажденных. Страх и отчаяние начинали уже овладевать войском. Польский стан был бы в руках казаков, если бы не Вишневецкий.
«Если кто только двинется назад, — кричал он с саблей в руке оробевшим, — тот или сам погибнет, или меня на месте положит… Не дадим сволочи потешаться над нами. Вперед!»