Спасения не было. Здесь должна была решиться судьба украинского восстания. Настала ночь. Непроглядная тьма легла на поле; только кругом светились зловещие огни казацкого и татарского стана. Отчаяние овладело поляками; наиболее мужественные — и те упали духом.
«Мы погибли! Спасения нет!» — говорили чуть не все.
Король, стараясь скрыть гнетущее его чувство и казаться бодрым, совещался с военачальниками; все были верхом на конях. Некоторые выразили мнение, что гибели не миновать, но надо придумать способ, чтобы тайно вывести короля из обоза; король с негодованием отверг это предложение. Иные, более решительные, предлагали силой пробиться сквозь неприятельские ряды, а более благоразумные советовали королю снестись с ханом, попытаться как-нибудь склонить его в свою пользу. Этому совету король и последовал. Хану было отправлено письмо, очень дружелюбное. Вместе с тем приказано было укрепить стан, окопаться и приготовиться к отпору; но по войску разнеслась весть, будто король в ту же ночь покинет стан.
«Нас оставляют здесь на убой!» — зашумела толпа. Жолнеры перестали работать в окопах. Смятение началось общее. Все только и помышляли о бегстве.
Сильно утомленный король едва сомкнул глаза, как был разбужен своим духовником, который сказал ему об общем волнении.
«Коня! — крикнул он. — Я поеду по рядам и покажу всем, что король с ними!»
Он поехал по стану с обнаженной головой; пред ним несли зажженные факелы, чтобы все ясно видели его лицо.
«Вот я! Вот я! Я — ваш король! — повторял он, проезжая мимо воинов. — Не бегите от меня, дети мои! Не покидайте, благородные шляхтичи, государя своего!.. Бог милосерд! Завтра с Его помощью я надеюсь победить врага. Я не оставлю вас и, если такова воля Божия, сложу мою голову вместе с вами!»
При этом у короля, говорившего взволнованным голосом, лились слезы по щекам. Это на многих подействовало; они приободрились и кричали: «Не уйдем, король с нами; он не покинет нас!»
С рассветом поляки уже были готовы к битве. Они замкнулись в неоконченных окопах; там, где недоставало насыпей, поставлены были телеги. Скоро начался бой. Татары бросились в тыл полякам. Хмельницкий направил один сильнейший отряд казаков на польский стан, а другому велел сделать приступ на город. (Мещане города помогали казакам.) Загорелась жестокая битва. Казаки неудержимо рвались в польский стан, наконец ворвались.
«Ради Бога спасайте меня и отечество!» — кричал король.
Около него стеснились более мужественные, хотели его избавить хоть от неволи; но казаки, наполнившие польский стан, рассеяли эту оборону и дорвались до короля.
Вдруг раздался крик: «Згода!» (мир). То Хмельницкий велел остановить бой.
С трудом унялись расходившиеся казаки.
Что побудило Богдана остановить бой, когда король был уже почти в его руках, — трудно решить. По одним известиям, он не хотел государя-христианина отдавать в плен крымцам; по другим — прекращение битвы было делом хана. Можно думать, что союз с ханом уже сильно тяготил в это время Хмельницкого, связывал ему руки: можно было опасаться, что татары при выгодных условиях легко могут перейти на сторону поляков; Богдан уже не ладил с ханом.
Хан и Хмельницкий прислали королю миролюбивые письма. Богдан старался уверить, что он не мятежник, что он и все казацкое войско желают, чтобы король был могущественнее своего покойного брата.
Король заключил договор с ханом: обязался ежегодно давать ему дань, или, как называли ее поляки, «подарок», в девяносто тысяч злотых, кроме того единовременно выдать двести тысяч.
После того состоялся договор с казаками. Численность казацкого войска полагалась в 40 тысяч; в казацких владениях (нынешние Киевская, Полтавская, Черниговская губернии и часть Подольской) воспрещалось проживать евреям; не дозволялось здесь стоять и коронным войскам; все должности предоставлены на Украине только православным; киевскому митрополиту давалось право заседать в сенате; об унии определено сделать постановление на сейм; наконец, всем повстанцам обещано полное прощение (амнистия) за все прошлое.
Такова сущность Зборовского договора. Выгоды, приобретенные Украиной сравнительно с военными успехами казаков, были очень умеренны. Хмельницкий, очевидно, не доверяя своим союзникам-крымцам, не хотел совсем оторвать свою землю от Польши. Он всячески старался выказать себя преданным слугой короля; по заключении договора пожелал свидеться с государем, «упасть к ногам его». Проведав о намерении Богдана ехать в королевский стан, казаки закричали, что они не пустят своего «батьку» без заложников, — пришлось одному из знатных панов остаться на время у них. Хмельницкий в сопровождении сотни знатнейших казаков прибыл в польский лагерь. Паны убеждены были, что Богдан явится пред лицом государя с унижением, с трусливым видом, как провинившийся «хлоп», но ошиблись: он вошел бодро, выказывая должное уважение к особе государя, но сохраняя вполне и чувство собственного достоинства. Преклонив одно колено, он стал говорить почтительно, но смело, указал вкратце на беды, какие пришлось вынести русскому люду, и прибавил: