Нелегко было вести войну и Хмельницкому. Шестилетняя борьба с Польшей сильно надломила малорусский народ — он не успел еще оправиться от недавних тяжких потерь и жертв. Хмельницкий понимал, что борьбе с Польшей долго еще не будет конца; что поляки скорее погубят свое отечество, чем откажутся от власти над русскими областями. Своими силами управиться с Польшей Украина и прежде не могла, а теперь и подавно. Хмельницкий всюду искал поддержки, заводил сношения и с Турцией, и с Трансильванией, даже со Швецией, но до сих пор ниоткуда не было ему помощи. Татары, которые всегда не прочь были участвовать в грабеже и опустошении неприятельской страны, плохими были союзниками, когда борьба становилась трудной; притом их легко могли подкупить поляки и склонить на свою сторону. Одна надежда осталась у Хмельницкого — надежда на Москву: с ней связывали малорусский народ одна вера и одно происхождение. Уже не раз Богдан пытался как-нибудь втянуть Москву в борьбу с Польшей, но царь не желал нарушать мир с ней. После Берестецкого погрома Хмельницкий стал откровенно говорить московским боярам, приезжавшим к нему, о своем желании поступить под высокую руку православного государя; наконец прямо обратился к нему с этим предложением. Алексей Михайлович долго не соглашался, опасаясь разрыва с Польшей, но охотно взял на себя посредничество, чтобы примирить Хмельницкого с королем.
Два месяца спустя после Батогского сражения царский посланник, боярин Репнин-Оболенский с товарищами прибыл в Польшу. Он напомнил прежнее требование о наказании лиц, виновных в умалении царского титула, и заявил, что царь охотно простит эту вину, если польское правительство помирится с Хмельницким на условиях Зборовского договора и уничтожит унию.
Паны приняли очень холодно предложение царя: «…говорили, — по словам русских послов, — гораздо сердито, что Зборовского договора и на свете нет, с Хмельницким у короля никакого договора не было, а под Зборовом договаривались с крымским ханом, и договор этот нарушен Хмельницким, им же нарушен и договор под Белой Церковью, и теперь король всех этих изменников снесет и до конца разорит».
Между тем весной 1653 года польский отряд под начальством Чарнецкого вторгся в Подолию, и снова начались все ужасы зверской жестокости, разорения и опустошения. Осенью сам король с большим войском выступил против казаков и стал под Жванцем, на берегу Днестра. Пришел сюда и Хмельницкий и опять привел с собой своих вероломных союзников — татар. Они рассеялись загонами по всей стране, и полякам отрезаны были все пути. Скоро начались сильные холода, и в польском стане обнаружился недостаток в продовольствии. Поляки начинали уже со страхом думать, что для них повторятся збаражские невзгоды. Но они спаслись — заключили унизительный договор с ханом; король обязался уплатить ему сразу сто тысяч червонцев, затем ежегодно уплачивать большие деньги и, сверх того, дозволить татарам в течение сорока дней брать пленников в областях, принадлежавших Польше. Притом король обещал казакам утвердить Зборовский договор, по требованию хана, для виду только, а впоследствии сам хан тайно обещал помочь полякам укротить казаков.
Хмельницкий проведал об этом тайном условии. Он умолял хана не оставлять его, но все было напрасно: хану выгоднее было соединиться с Польшей, чем с казаками.
В декабре король уехал из стана, и войско польское разошлось. Вслед за тем татары с дозволения короля предали страшному опустошению весь южнорусский край до самого Люблина. Досталось и полякам за их постыдный договор с ханом: татары без разбору жгли и шляхетские усадьбы и увозили в плен множество польской шляхты обоего пола. Южно-русский край в эту пору страшно пострадал и почти обезлюдел.