Этот дикий обычай — подвергать обвиненных пытке, — сильно распространенный и в других странах в те времена, указывает ясно на крайне суровые нравы. Считали тогда несправедливым осудить человека, если он сам не сознавался в том, в чем его винили, и, желая вымучить признание страшными истязаниями, нередко вынуждали людей ни в чем не повинных взводить на себя небывалые вины.
Убийц, умышленно убивших кого-либо, сажали в темницу на шесть недель, затем отсекали им головы. Обвиненного в воровстве подвергали пытке, чтобы узнать, не украл ли он еще чего-либо. Если оказывалось, что он впервые воровал, то его секли плетью на пути от Кремля до большой площади, где палач отрезал у него ухо, затем на два года сажали в тюрьму. Если вор попадался второй раз в краже, ему отсекали другое ухо, сажали в темницу, а затем ссылали в Сибирь.
Ужасное наказание присуждалось жене, убившей или отравившей своего мужа: ее живую закапывали в землю по шею и держали таким образом до смерти.
Неплатящих должников тоже постигала суровая кара: их, кто бы они ни были, сажали в долговую тюрьму (яму) и ежедневно выводили на площадь перед приказом и там целый час били по голеням гибкими прутьями толщиной в палец (батогами). Такого рода наказание называлось «ставить на правеж». Случалось, что наказывающие, получив взятку, били слегка или делали только вид, что бьют; а иногда подвергавшиеся наказанию клали в сапоги или толстые куски шерсти, или деревянные лубки, по которым и приходились удары прутьев. Если должник решительно не мог уплатить долг и никто его не выручал из беды, он должен был идти в кабалу к заимодавцу и служить ему.
Кроме этих наказаний, были в ходу разрезание или вырывание ноздрей, битье батогами и сечение кнутом по обнаженной спине.
Присоединение Малороссии. Богдан Хмельницкий
После усмирения мятежа Остранина и Гуни казацкая сила была, по-видимому, вконец сокрушена, но это только казалось.
Посполитая Речь оставалась по-прежнему тем же исключительно «панским» государством с бессильным королем во главе, с порабощенным и угнетенным народом внизу, необузданной шляхтой и всесильными магнатами, настоящими государями-самодержцами в своих владениях. Подавленный панством простой народ, особенно православный, был главным источником казачества. Чем тяжелее становился гнет, чем горше были для православного люда насилия панов да арендаторов и поругание не только человеческого достоинства, но и самого заветного достояния — веры, тем сильнее росла вражда и злоба у крестьян к своим поработителям и ко всему строю Польского государства, тем больше было побуждений уходить из горькой панской неволи на вольное казацкое житье.
Владислав IV, король доброжелательный и очень склонный к военной славе, несмотря на все свои попытки, не мог облегчить православный южнорусский народ от притеснений, не мог и увлечь поляков к боевым подвигам. Польские, литовские и западнорусские паны не походили на своих предков — не думали ни о славе, ни о благе своего отечества. Шумное веселье, широкий разгул, безумная роскошь и необузданный произвол — вот что тешило тщеславие панов. Всякие начинания, которые требовали от них каких-либо жертв или труда, были ненавистны им и встречали решительный отпор с их стороны на сейме, без разрешения которого король не мог ничего предпринять. Здесь требовалось единогласное решение вопросов; довольно было хотя бы одному депутату заявить о своем несогласии — и дело не могло состояться. Понятно, сколько всякой неправды творилось при этом: богатым магнатам нетрудно было подкупить одного или нескольких депутатов, и они, как говорилось тогда, «срывали сейм», если там решалось дело, неугодное всесильным панам. Депутаты выбирались обыкновенно в разных городах на местных сеймиках из шляхтичей; при этом богатые паны, угощая и щедро одаривая избирателей, тоже «вольных» шляхтичей, легко могли добиться выбора в депутаты угодных им лиц.
Шляхтичи, эти «сыны свободы», по большей части нищие, гнушавшиеся всяким трудом, чванились своими правами, надменно подымали головы, с презрением смотрели на «хлопство», называли его «быдлом» (скотом) — и в то же время сами были угодливыми, низкопоклонными слугами богатых панов, магнатов, щедрые подачки которых и милости только и давали им возможность так жить, как, на их взгляд, подобало истому шляхтичу, то есть весело и ничего не делая. Выродившееся, себялюбивое, измельчавшее духом магнатство и шляхетство, державшие в своих руках судьбу государства, были главной причиной слабости Речи Посполитой. Они и погубили ее впоследствии.