Та четверка уходила все дальше в темноту открытой плайи. От толпы кто-то отделился и пошел следом за ними. Это была Кэрри Джонстон. Мимо проехал автомобиль-мутант с огнеметом, разгонявшим ночную тьму огненными шарами, и в оранжевом свете пламени я отчетливо разглядел ее профиль. Сомнений не осталось: это точно она. Крутила головой из стороны в сторону в плавном, настороженном ритме. Точно так же в телерепортажах ведут себя охранники из спецслужб, тенью сопровождающие президента.
Энджи что-то говорила, но я ее не слышал. Выдернула у меня руку, и я отпустил, потому что узнал Кэрри Джонстон, понимал, что Зеб и Маша очутились в ее лапах. Мне уже доводилось побывать там. И Энджи тоже. Я хорошо знал, каково им придется, и решил: не допущу, чтобы ей в лапы попался еще хоть один человек.
Все пятеро уже исчезали в ночной мгле. Я ринулся за ними, проталкиваясь сквозь толпу, наступал на чьи-то ноги, распихивал локтями — ну и пусть. Мне вслед летели ругательства, но я не обращал внимания. Поле зрения сузилось до узкого туннеля, в конце которого маячила Кэрри Джонстон. Я пошарил по поясу с инструментами, нащупал термос, сделанный из тяжелого металлического сплава. Весил он немного, но если изо всех сил врезать кому-нибудь по затылку, удар будет чувствительным. Я метил в Кэрри Джонстон.
Из груди рвался какой-то невнятный, бессловесный крик. Начался он тихо, вполголоса, но быстро перерос в звериный рев. Нет, даже не рев — боевой клич. Много лет эта женщина преследовала меня в самых страшных снах. Издевалась надо мной, унижала, ломала, а теперь на моем месте окажутся другие, им предстоит вытерпеть то же самое. Я видел ее перед собой и понимал, что могу делать все что захочу.
Какой-то чел на пляжном велосипеде чуть не врезался в меня, но в последний миг свернул и упал прямо передо мной, оцарапав лодыжку. Я даже не притормозил. Наоборот, перескочил через велосипед и рванулся бегом.
Никогда еще я так не бегал. Несся так, что ноги едва касались земли. Вдруг, не успел я сделать еще шаг, передо мной разверзлись врата ада. Ночь окрасилась оранжевым огнем, что-то громыхнуло, жгучая волна жара, грохота, ветра взметнула меня в воздух и швырнула лицом вниз в гипсовую пыль.
На миг меня — да и нас всех — оглушило, потом я кое-как перекатился на спину и встал. Из носа текла кровь, я поднес к нему руку, провел по губам — они онемели и ничего не чувствовали. Мелькнула далекая, словно со стороны, отстраненная мысль: «Кажется, лицо расквасил». И та же самая отстраненная частичка разума упрекнула меня за то, что нарушаю правила первой помощи, шевельнувшись сразу после травмы. Даже если я не повредил позвоночник и не словил сотрясение мозга, все равно двигаться было нельзя. Ведь могло случиться, что я сломал какую-нибудь мелкую кость и она еще не успела послать болевой сигнал, а я, вставая на ноги, невольно сдвину ее с места.
Я велел этому внутреннему голосу заткнуться. Отчетливо помню, как говорил ему: «Отвяжись, не до тебя», словно отгонял надоедливую собачонку. Что бы там ни взлетело на воздух, окрасив небо в оранжевый цвет и наполнив ночную тьму жаром, ветром и грохотом, наверняка к этому причастна Кэрри Джонстон, это входило в ее план поимки Зеба и Маши. В этом я не сомневался. Знал наверняка. Но не так, как, к примеру, знаю свой адрес, выучив его наизусть, а путем логических умозаключений, как, например, все мы знаем, что мяч, подброшенный вверх, упадет обратно. Иначе и быть не может.
Сквозь ночную тьму я снова помчался в ту сторону, куда скрылись Маша, Зеб и Джонстон со своими громилами. Бежал, слегка прихрамывая, потому что правое колено стало громко возмущаться. Ему я тоже велел заткнуться.
Их нигде не было видно. Еще бы. Без ЭЛ-проволоки они легко превращались в невидимок. Чтобы затеряться в темноте, достаточно быстрым шагом пройти сотню метров по плайе в любую сторону. Наверняка у них есть приборы ночного видения и всякие супершпионские устройства, с которыми легко играть со мной в кошки-мышки. Они, если захотят, запросто увильнут от встречи со мной.
Точнее, если захочет она. Кэрри Джонстон могла бы прикончить меня не моргнув глазом, и ее головорезы тоже. Они закаленные вояки, а я тощий девятнадцатилетний мальчишка из Сан-Франциско, чью последнюю драку прекратила миссис Бепуджи, воспитательница детского сада, строго приказав отдать игрушечного Элмо маленькому Мэнни Эрнандесу.
Но сейчас я не думал отступать. У меня важное дело. Я не трус и не собираюсь отсиживаться в стороне, ждать, пока всю работу за меня сделают другие. Поэтому ринулся во тьму.