Она ничего не ответила, поставила на место ведро. Расстегнула косуху полностью; заправила под пояс своих кожаных штанов майку, задравшуюся во время езды. Пупок и плоский загорелый живот мелькнули на секунду.
Бекас прочитал на её майке надпись, идущую поперек груди. Правильнее сказать не надпись, а картинку — человеческий оскалившийся череп, пробитый навылет красной молнией. Вверху черепа было написано такими же красным и тревожными буквами — «не влезай»; а под черепом слово — «убьёт!»
«Точно — спортсменка!» — понял Бекас.
«Тык-тык-тык» — продолжал тарахтеть холостыми оборотами «Урал», заполняя возникшую неловкую паузу.
Она закинула ногу через сиденье, натянула очки, поправила их несколько раз, взяла шлем, висевший на руле, сказала:
— Спасибо!
«Ры-ры-ры!» — крутанула ручкой газа, развернула «Урал» на сто восемьдесят, управляя им одной рукой, другой ловко надела мотошлем и застегнула его уже на ходу.
«Тык-тык-тык» — «Урал» удалялся по грунтовке на первой передаче. Бекас смотрел ей вслед, угадывая— приподнимется ли она с сиденья или нет, проезжая большую глубокую лужу, в которую коляска попадет колесом непременно. Так и вышло — она привстала слегка — Бекас ещё раз оценил ее задницу.
Через час Бекас шагал по центральной алее бывшего совхоза к единственному двухэтажному зданию, которое называли дом культуры. Раньше в нём располагался весь, как тогда называли — административно-культурно-бытовой-сектор: правление совхоза, сельсовет, кино-клуб; культ-массовые кружки: танца, хорового пения, изостудия, кружёк авиамоделистов; библиотека. Там на втором этаже, в бронированной комнате с постоянной охраной у двери барыжил Одноглазый Чили. К нему и шел Бекас, скинуть «Макарова» и патроны, ещё договориться по остальным трофеям, прикопанным в схроне.
За «Макарова» Бекас рассчитывал взять рублей двести. За патроны — не ясно сколько. Цена на БК последнее время сильно упала. Патронов и остального последнее время было — хоть жопой жуй. Всё вместе и отдал бы за двести, пожалуй. Бекас решил для себя заранее, что если Чили начнёт сбивать цену — не уступать — найдет кому продать без проблем. Любому последнему карасю «Макаров» в хозяйстве — это как молоток или отвертка — всегда есть что пристукнуть или прикрутить.
А еще по неписанному правилу надо было рассказать про случившееся, чтобы свои знали где в Зоне не ровно. Ходить по дворам и разговоры разговаривать — для такого не было надобности. На сей счёт при Чили было «местное радио», которым выступал Лёвка Шлеп-Нога. Чили рассказывал, что надо Лёвке, а тот разносил по совхозу. Что не надо говорить Левке, то Чили ему не говорил.
Лёвка Шлеп-Нога был первостатейный карась и адски непрушный к тому же. Один всего лишь раз набрался Левка душка и пошел в рейд в Зону с пацанами. Собрали ртути целых сто грамм! На обратном маршруте группа попала на гоп-стоп каких-то залётных. Перестрелка. Отбились. Всем ничего, одному Лёвке пуля раздробила голень. И стал просто Лёвка — Лёвка Шлеп-Нога. Сход-развал попортили — нога в ступне больше не гнулась. Теперь тёрся возле Одноглазого Чили — шнырём работал на него, если по-простому. То и дело можно было видеть его чапающим от дома к дому неровной своей походкой, как у велосипеда с восьмеркой на колесе.
Бекас был одет в цивильное, в приличное — самому было приятно.
— Я русский плохо говорю, да?! Э-э-э! Э-э-э! Не надо, да! — услышал Бекас, проходя мимо открытых дверей магазина с вывеской «ТысИча мелочей», написанной с ошибкой.
За прилавком хозяин магазина Бахтияр махал обеими руками на двух приезжих торчков. Бахтияр махал вверх-вниз по направлению торчки-дверь-на выход и был похож на восточного заклинателя змей.
— Э-э-э! Не надо, да!
Унылые торчки вышли из магазина, неся на плечах вселенскую грусть. Парень и девушка около двадцати — все зачуханные какие-то. У девушки глаза черные, похожие на спелую смородину, с паутинкой красных воспаленных сосудов по белому — смотрят прямо, и ничего в них не в фокусе. Парень такой же, но пока еще бодрячком.
— Мужик, купи фотоаппарат! — сказал парень и протянул Бекасу раскрытый футляр из толстой коричневой кожи, в котором — Zenit-Е.
— Мне не надо. — бросил Бекас на ходу.
— Зеркалка. Экспонометр.
— Не-а, не надо мне.
— Регулятор упреждения синхронизации…, — не сдавался парень.
— Не-а.
— …фотовспышки — пробубнил уже себе под нос парень, закрывая футляр.
Бекас остановился, посмотрел на них внимательней.
Побитые в хлам джинсовые куртки. На парне не парные кроссовки, щетина на щеках островками-проплешинами. Хотел видно бриться, да не вышло; у девчонки через плечо женская сумочка из несуразного кожзаменителя и большие ромашки вышитые на джинсах клёш.