Лёвка Шлеп-Нога стоял рядом со столом, следил то за Чили, то за гостьей, сидевшей напротив и наискось от стола на широком подоконнике, свесив одну ногу вниз — та самая спортсменка мотоциклистка в коже, которую Бекас видел возле колодца.
— Я может позже зайду? — спросил Бекас.
— Заходи, заходи, чувствуй себя, как дома. Слушай, Бекас — ты ж богатый у нас. Купи дизель генератор! Со склада, в масле, муха не сидела, а если сидела, то разве, что в тапочках.
— С каких это пор я богатый?! Ваши слова — да Богу в уши.
— Ну, деньги то есть!
— Да на кой генератор мне в конуре три на восемь?
— Как же, как же! А комфорт?! Гляди!
Чили потянулся к стоящему на столе вентилятору.
— Чик! — сказал Чили, нажал на кнопку и вентилятор завертелся. — Опа! Европа! Как в лучших домах Сан-Франциско!
Лёвка Шлеп-Нога расплылся в улыбке.
— А соседям твоим — передовикам-животноводам не надо?
— Так у них есть.
— Ах, да — у них есть. У них есть.
И Чили сразу, без паузы, обратился к мотоциклистке:
— Не-е, гранат Ф-1 нам не надо. Зачем нам гранаты? Тут у нас Рейхстаг никто брать не собирается. А патронов: пять сорок пять и семь шестьдесят два возьму. По сто двадцать рублей за цинк возьму. Да, Бекас, познакомься! Это Мария. Маша привезла нам разных вкусняшек. Не иначе, подломили где-то арсенал у «красных». Но молчит Маша, не колется. Шучу, Маша, я без лишних вопросов, я без лишних вопросов.
Развел руками, показав свои пухлые ладошки.
— Зрас-с-сьте! — кивнула Маша-Мария Бекасу.
— Зрас-с-сьте! — кивнул Бекас, осматриваясь — где бы ему присесть.
Садиться на стул напротив Чили — выглядело бы как-то глупо. Бекас сел тоже на подоконник, в метре от неё.
— Сто сорок за цинк. Два цинка пять сорок пять и шесть цинков семь шестьдесят два. — сказала Мария.
— Без смещенного центра тяжести? — спросил Чили
— Без.
Чили побарабанил пальцами по столу. Лёвка сделал серьезное лицо.
— Последнее слово? — спросил Чили, глядя Марии в глаза.
Мария спустилась медленно с подоконника, взяла мотошлем лежавший рядом.
Чили смотрел на нее и продолжал барабанить пальцами, когда она сделала шаг к двери, он быстро сказал:
— Сто тридцать за цинк и забираю всё. Деньги прямо сейчас. По рукам?
Чили протянул ладошку через стол.
— Годится! — сказала Мария и хлопнула Чили по руке.
— Лёвка, иди помоги даме поднять вкусняшки!
— Не скажете — кто «эфки» взять может? — спросила Мария, обращаясь, как-бы ко всем.
— Это уж вы сами, это уж вы сами. — покачал головой Чили.
Мария посмотрела на Бекаса, на Лёвку — оба молчали.
— Ну, сами, так сами. Не в первый раз, — сказала она и направилась к двери.
Бекас кинул ей, вдогонку.
— Бабушку Валю спроси! Пятый дом отсюда, направо.
Чили сделал недовольную гримасу на то, что Бекас путается в его дела и сказал:
— Ага. Эти могут. Ага.
Мария обернулась в дверях.
— Спасибо, еще раз!
— Не за что, — ответил Бекас.
Мария вышла. Левка задержался и кивнув в сторону двери, в которую только что вышла Мария, обратился к Бекасу:
— Видал? Хороша Маша — да не наша.
— Иди, иди уже! — Чили натянул красную бейсболку Лёвке на нос, — Казанова ты наш, из совхоза.
Лёвка поправил бейсболку, опять улыбаясь на такую удачную шутку барыги и сказал, кивая в дверной проем:
— У нее в коляске под завязку — полный фарш.
Чили закатил глаза к потолку, что-то калькулируя.
— Дня за два, за три, все сольет — БК нужен. У Тихого сейчас пусто.
Лёвка вышел.
— Ты с чем пришел, Бекас?
— Да я про то же. Вот!
Бекас выложил на середину стола «Макарова», две пачки патронов к нему и запасную обойму.
Чили скосил голову набок, как делают собаки, глядя на что-то и стал похож на стодвадцатикилограммого одноглазого бульдога.
— В норме? Рабочий?
— В норме! — уверенно ответил Бекас, хотя понятия не имел в норме ли, рабочий ли.
— Двести рублей.
— Лады — сказал Бекас.
Чили потянулся руками вверх и сладко зевая почти пропел:
— Ой, что-то день сегодня такой хороший! Замечательный выдался денёк!
Чили взял в руки «Макарова», повертел его, направил в сторону, как бы стреляя.
— Пиф-паф! Пиф-паф! — пошутил он.
На следующий день с самого утра люди бегали от дома к дому и разносили дурную новость, верить в которую начинали не все и не сразу. Узнававшие новость впервые охали и ахали и бежали с ней к другому дому. От дома к соседу, от соседа к случайному встречному. Спрашивали: «Слышал?». «Слышал!» — отвечали им.