Маршрут шли с короткими привалами по двадцать минут. Малой, к удивлению Бекаса, темп выдерживал, сопел, но не скулил. К вечеру ровно по намеченному графику вышли к хорошо знакомым Бекасу местам, и он убрал компас в карман. Больше не доставал его, шел по приметам. Знакомых мест по пути встречалось всё больше. Всё сосны да сосны, а по сосне лучше видно, где юг, где север.
Миновали верховое болотце, обойдя его по краю. Можно было и напрямки, по кочкам, болотце известное, но Бекас решил уже не мочить просохшие ноги. Земля под ногами мягкая — место для схрона что надо.
— Стой, снимай рюкзак!
Малой стал пытаться развязывать тугой узел нагрудной стяжки рюкзака. Ничего не получалось. Он подтянул лямки к лицу, вцепился в узел зубами, начал тянуть.
— Ы-ы-ы-ы! — издал Малой звук.
«О! Как волчонок из капкана лапу себе отгрызает. С виду сопля соплей, а выживает. Каждому бы так. Огорчить его что ли на этот счёт? Не-е. Это лишнее», — подумал Бекас.
Узел поддался.
«Встретиться этот еще разок в Зоне, при других обстоятельствах — этот не пожалеет».
Бекас скинул рюкзак, достал пакет с оставшимися галетами, протянул пленному.
— На! Это тебе на дорожку.
Малой схватил пакет обеими руками, прижал к себе.
Нужно было дать и воды, но не в чем, а фляги Бекасу было жалко.
«Ничего. Из лужицы, если что, похлебает. Этот живучий — этому ничего не будет» — подумал Бекас.
— Теперь вали и быстро! Пять минут и не видно тебя.
Малой быстрым шагом пошел по краю болота, по следу обратно. Он шел и не оборачивался. Бекас смотрел ему в спину. Пленный удалялся всё дальше и дальше. Бекас чисто для себя размышлял — на какой дистанции из положения стоя снял бы того выстрелом наверняка — в голову. Вышло так, что пока совсем не скрылся Малой в березняке, Бекас был уверен, что не промахнулся бы.
На прогалине, среди поваленных ветром крест-накрест старых берез росла одинокая молодая рябинка — вот и подходящее место. Через завал идти случайному бродяге не зачем, пойдёт в обход по-любому, а место приметное.
В трех-пяти шагах от рябинки Бекас вырезал по траве ножом квадрат дёрна размером метр на половину, на всю глубину лезвия. Аккуратно, чтобы не рассыпался дёрн, скатал его на сторону от намеченной ямы. Взял саперную лопатку, начал копать схрон. Управился быстро. Сложил в яму трофейное оружие и боеприпасы, завернув всё в тент от палатки Сени.
Пистолет «Макарова» и две пачки патронов к нему оставил у себя. «Макаров» отлетит за пару дней без проблем, на остальное нужен особый покупатель. Пока пусть лежит. Что делать с ополовиненным рюкзаком Сени, Бекас решил уже заранее. Положено было отдать оставшееся от покойника близким, но Сеня из пришлых, и никого из его близких Бекас не знал. Да и откуда им взяться в бывшем совхозе «Путь Вперед»?
Бекас опустил в яму рюкзак Сени. Накрыл всё дерном и слегка притоптал. Вышло не ровно. Раскрыл дерн, по новой присыпал в пустоты земли. Раскатал дёрн. Вот так хорошо.
Достал тент от палатки, сгреб на него руками выкопанной земли, сходил к болоту, утопил землю в воде. Так пришлось делать три раза. Темнело, и последний раз пришлось идти к болотцу уже с фонарём.
Вернувшись к месту схрона, Бекас посветил фонарём на траву, еще раз осматривая, всё ли ровно.
Только сейчас он почувствовал, что смертельно устал, что сил пройти последние пару километром у него уже нет, и сил разбивать стан у него тоже нет. Он положил рюкзак у поваленных берез, сел на него, прислонился спиной к березе, успел подумать: «уже почти дома».
Засыпая, Бекас вспомнил кино американское, которое смотрел в видеосалоне давно ещё в детстве, когда в совхозе на время восстановили электричество. Кино называлось «Загнанных лошадей пристреливают». Подробностей он уже не помнил. Помнил только, что актриса, игравшая главную роль, ему очень тогда понравилась. Зачётная такая деваха — с искрой. Там, в кино, они все тоже без сна и отдыха всё танцевали, танцевали…, танцевали…, танцевали…
За ночь он проснулся один раз, на мгновение нащупать рядом приклад СВД и опять провалиться в сон.
Ему снилась та самая красивая американка из фильма. Бекас не мог вспомнить во сне, чего же она все таки хотела. Вспомнил — она хотела жить лучше. Все хотят жить лучше. Сеня хотел жить лучше. Еще вспомнилось: «Её в конце там толи убили…, толи она сама… Не помню… Сеню тоже убили».
Бекас смотрел на неё — она танцевала и не знала ещё, что умрёт. Бекас хотел подойти к ней, сказать: «Не стоит. Не надо так, чувиха. Зачем так-то уж совсем?» Но передумал. «Пусть танцует. Пусть танцует, пока живая — это всё же красиво», — подумалось ему, когда он понял, что это только сон, а во сне смерти нет.