– Ну вот, – говорит Нечай, усмехаясь, – и нашлась твоя очина. Иди к мужикам, оны тебя доставят ужо.
– Э-э, малый, залаз[74] табе? Кто истаяти плотовщиков твоих? Али не видал? – начал спрашивать Вьялица Кошура, устремляя на мальчика взгляд своих заплывших черных глазок.
Глазки-то хоть и черны были, а во глубине ихней будто две белые снежины так и крутились, вились.
Мальчик глядел на него с ужасом.
– От него слова человеческого не добьешься, – сказал Вьялица Кошура. – Безмолвствует, яко каменюка. – Он снова обратился к мальчику. – Еда[75] кивни. Видал убивцев-то?
Мальчик только глядел на Вьялицу Кошуру, и глаза его казались стеклянными.
– Ладно, люди добрыя, – сказал Кошура. – Мы сиротинушку не бросим. Ни! Осе хрест[76]! – И он перекрестился.
– Да у него в Вержавске есть мамка, – возразил второй деревенский, с грубым красноватым лицом мужик и с длинными сильными руками. – Ась?
Мальчик очнулся, взглянул на него и кивнул.
– Ну и добре! – сказал Нечай.
Мисюр Зима потрепал мальчика по голове, и ладейщики отправились обратно. Мальчик смотрел на них. Вот они спустились к ладье, прошли по сходням, убрали их за собой, и ладья отчалила. По воде ударили весла. Детвора, осмелев, тоже спустилась к самой воде. Сычонок смотрел, как ладья уходит по Каспле, – и вдруг рванулся и побежал.
– Ых! Куды?! – крикнули сзади.
Он добежал до реки и бросился в воду, поплыл. С ладьи его увидели, и гребцы остановились, приподняв весла. Деревенские ребятишки удивленно закричали. Сычонок отчаянно плыл к ладье.
– Чертяка! – воскликнул кто-то.
Сычонок подплыл к ладье и пытался схватиться за борт. Сидевший там мужик оглянулся на Василя Настасьича.
– Эй, пащенок! – гаркнул Нечай. – Ты изуметиси[77]?! Куды прешь?
Мальчик плыл рядом. Ладью начинало сносить течением вниз.
Нечай махнул мужикам.
– Греби, робята!
И некотрые начали грести, а кто и не греб в замешательстве. И ладья снова пошла вверх по реке. А мальчик тут же начал отставать.
– Погодь, – сказал Зима.
И кто-то из мужиков поддержал его. Мисюр Зима встал, обернулся к чернобородому широконосому мужику с кормовым веслом в красной рубахе.
– Слышь, Милятич, достань отрока!
– Давай греби! – велел Нечай.
– Да малец-то потонет, – сказал кто-то.
– Милятич, кому молвлю! – крикнул Мисюр Зима и сам пробрался на корму, нагнулся и подал руку мальчику.
И Милятич тут же согнулся, опустил сильную руку, вдвоем они вытащили мокрого и уже обессилевшего мальчика. С него стекали ручьи воды. Глаза его блуждали.
– Ну… ну… чево ты? – спрашивал Мисюр Зима, свесив свой выгоревший чуб.
– Иди сюды, глумный[78]! – позвал Нечай.
И мальчик, спотыкаясь и шатаясь, приблизился к мачте, где сидели Нечай и Василь Настасьич.
Купец обернулся на своем месте к мальчику в мокрой одежде.
– Ну чего, лишеник?! – крикнул Нечай, наклоняясь к мальчику. – Чего тебе тута надобно?
Он схватил мальчика за плечи и сильно встряхнул.
– Ну! Кощей[79]!
И мальчик в отчаянье округлил посинелые губы и засвистел. Тут все мужики перестали грести, так и замерли с поднятыми веслами.
– Ишь, ровно сыч, – заметил кто-то.
Василь Настасьич всматривался в мокрое, искаженное страхом лицо мальчика. И он свистел по-своему и показывал на деревню, мотал головой, хватал себя за шею, потом показывал драку, убиение – убиение своего рослого батьки, убиение ловкого Зазыбы, убиение Страшко, и навь, навь, навь[80]…
– Тут что-то да не так, – сказал со своего места Мисюр Зима.
– А ты там сиди да греби, – велел Нечай. – Молоть изрядно стал. Воду вот и мели.
Мужики не знали, что содеять, и ладью сносило вниз, и уже берег Поречья проплыл мимо. А на нем стояли и дети, и те двое мужиков, к ним присоединились еще двое. Все смотрели на ладью. И тут Вьялица Кошура замахал рукой. Донесся его хриплый голос:
– Наю, наю[81] малец!
И мальчик замотал головой из всех сил и снова показал навь.
– Да ён на тово указыват! – вдруг сипло воскликнул Иголка со своего места.
На ладье молчали, слышен был хлюп набегающей на борта воды.
– Иже[82] поубивал твоих плотовщиков? – спросил Василь Настасьич.
И мальчик утвердительно замычал, кивая на Вьялицу Кошуру.
Василь Настасьич взглянул на берег, потом посмотрел на Нечая.