«Может, сказать учительнице?» — подумал он и помедлил в дверях.
Кира Петровна спросила:
— Что стоишь? Ведь тебе, наверное, обедать давно пора.
Петя повернулся к выходу и тихо сказал:
— До свиданья, Кира Петровна!
Учительница ласково ответила:
— До свиданья! Будь здоров, Петушок.
Двадцать вторая глава. У Владика
«Вот так штука, вот так номер! — растерянно думал «Петушок», шагая с портфелем по школьному двору. — Как же так? Ведь я хотел только кляксу стереть, а тут целая дырка получилась. Что ж теперь будет?»
Он забежал домой, наскоро пообедал и поспешил к Ванькову.
На улице ему казалось, будто все прохожие смотрят на него и думают: «Ага, вот он, Петя Ерошин — дырявые руки! Не только забрызгал журнал чернилами, но и протёр в нём дырку».
Когда он проходил на углу мимо круглой стеклянной будочки милиционера, похожей на стакан в подстаканнике, ему казалось, что милиционер сейчас бросит свои кнопки-рукоятки, вылезет из «стакана», возьмёт Петю за локоть и скажет: «А ну, молодой человек, расскажите, что вы там натворили с журналом?»
Петя быстро шагал, время от времени с горя прокатываясь по длинным, узким полоскам льда, отполированным подошвами многих любителей кататься по тротуару.
За сквозной оградой Зоопарка стояли опушённые инеем деревья. По застывшему пруду, там, где летом плавают белые и чёрные лебеди, шла толстая сторожиха и длинной чёрной метлой разметала снег.
В переулке закутанные до бровей девочки катались с горы на салазках. Огромное малиновое солнце садилось за крыши, застланные снежными одеялами. Одеяла эти были синими, точно их пересинили во время стирки.
На площади красный глаз светофора с укоризной уставился на Петю.
«Нет, видно не везёт мне в жизни, — с горечью думал Петя. — Хотел как лучше, а тут какая-то чепуха получилась. Владька узнает — ещё ругаться будет…»
Он не спеша поднялся на третий этаж, позвонил. Тётя Феня открыла дверь:
— А, друг-корешок явился! Заходи, заходи. Ты что такой красный? Мороз, что ли, уж очень?
— Да нет, тётя Феня. То-есть да, тётя Феня…
— Ладно уж, проходи. Наш там опять мастерит-мусорит. Эх вы, горе-работнички!
Петя прошёл к Владику.
— Что так долго? — встретил его Владик. — Раздевайся, сейчас всё покажу.
Он стоял у стола возле какого-то сооружения из картона и цветной бумаги. В руках у него были длинные ножницы. Рядом лежали ножницы поменьше. Кругом валялись разноцветные обрывки бумаги. Петя подошёл к столу:
— Это что ещё за «картонстрой»?
Он увидел большую коробку без передней стенки, похожую на театральный макет. Петя любовался на такие макеты в театре имени Ленина и в зале Центрального детского театра. Они совсем как настоящая сцена, только очень маленькая. Когда смотришь на неё, всё время кажется, что вот сейчас на эту маленькую сцену выйдут крохотные, с мизинец, человечки и начнут играть.
— Это не «картонстрой», а панорама, — сказал Владик, размахивая ножницами. — Тут, видишь, уголок нашей Пресни. Она такой была когда-то, давным-давно. При царе ещё. Понятно тебе?
— Понятно, — мотнул головой Петя, хотя ему ещё не всё было понятно. — А для кого ты это делаешь? Для школы, да?
— Ничего не для школы.
— А для кого же?
— Для музея! — с важностью заявил Владик.
— Для какого музея? — удивился Петя.
— Для музея Пятого года, вот!
— Ну да… — с недоверием протянул Петя. — Не возьмут они!
— Почему не возьмут? Если хорошо выйдет, ещё как возьмут! Тут главное дело — надо к сроку поспеть, вот что.
— А когда срок?
— Да скоро. А работы тут вон ещё сколько… — Владик махнул рукой. — Ну, как она по-твоему, сойдёт?
— Что там «сойдёт»! Просто здорово! — восхищался Петя, разглядывая панораму. — Совсем как настоящая. Давай я буду помогать.
Он схватил маленькие ножницы и принялся вырезать фигурку казака с узенькой шашечкой в руке, которую Владик ловко нарисовал на картоне и раскрасил.
Некоторое время друзья работали молча, потом Петя не выдержал и сказал:
— Ты тут сидишь, ничего не знаешь…
— А что?
— А то…
И Петя чистосердечно рассказал Владику, как он решил было его выручить, хотел приделать закорючку, но раздумал, а тут, как нарочно, большущая клякса сорвалась и села прямо на единицу. Стал он её стирать и протёр во-от какую дырку…
Владик вскипел:
— Ты что, спятил, что ли? Зачем ты это сделал? Ведь теперь подумают на меня. Эх ты, шляпа с полями!
— Чего ты ругаешься! Я же для тебя как лучше хотел. Что же, я нарочно эту кляксу посадил?
— Сам ты клякса! — ворчал Владик.