— Видишь, Петух! — обрадовался Владик. — Я же тебе сказал, что я здесь свой человек.
Они зашли в низенькие, тесные сени, смахнули с себя снег, разделись и прошли к дедушке.
В комнате было тепло — топилась белая кафельная печь. На столе уютно светилась лампа под зелёным стеклянным колпаком. Когда-то такие колпаки были в моде. Дедушка сидел у стола. В его очках дважды отражался зелёный колпак. А Тата устроилась на низенькой скамеечке у печки и, обняв руками колени, смотрела на огонь. Как только ребята вошли, она вскочила:
— Дедушка, дедушка, смотри, кто пришёл!
Дедушка поднялся и, мягко ступая валенками по крашеному полу, подошёл к ребятам:
— Здравствуйте, молодёжь, почтенье! Это Ваньков, знаю. А это кто такой румяный?
— Это со мной, — сказал Владик, — из нашего класса… Петя Ерошин.
— А, Ерошин? Уж не Дуси ли Ерошиной сынок?
— Сынок! — обрадовался Петя. — А разве вы мою маму знаете?
— Как же, девочкой помню. Наша она, пресненская! — с гордостью сказал дедушка. — Зачем пожаловали?
Владик выступил вперёд:
— Помните, вы панораму в музее показывали? И вот я решил тоже сделать такую… для музея. Если только, конечно, вам понравится…
Дедушка вынул из кармана маленькую трубочку и стал её набивать табаком.
— Как? — сказал он, приминая желтоватым большим пальцем табак в трубочке. — Сам сделал?
— Да, вот с ним, — показал Владик на Петю. — Он, знаете, по электричеству прямо профессор.
— Так-так… Ну что ж, показывай, что вы там соорудили.
Владик нагнулся над узлом и принялся разматывать белые «уши». Они туго затянулись и никак не поддавались. Тогда Владик стал действовать зубами. Петя ему помогал. Наконец они кое-как сладили с непокорными углами простынки, размотали их и водрузили макет на стол.
— Можно выключить лампу?
— Отчего ж!
Дедушка потянул провод настольной лампы. Зелёный колпак погас. Красные отблески от печки заиграли на стене и на полу. Петя достал вилку макета и включил её, а Владик сдёрнул с ящика простынку и, запинаясь от волнения, сказал:
— Вот… Называется: «Баррикада на Пресне в пятом году».
Дедушка и Тата молча смотрели на панораму. Дедушка склонил немного голову набок (у него была такая привычка) и долго смотрел на панораму. Он видел баррикаду с красным знаменем, багровое небо, фигурки дружинников и казаков. Возможно, что ему сейчас вспомнился пятый год, свист нагаек, пение марсельезы: «Вставай, подымайся, рабочий народ…»
А Тата сложила руки лодочкой на груди и тихонько охнула:
— Ох, как красиво!
— Отличная работа! — подхватил дедушка.
— Правда? — обрадовался Владик и со счастливой улыбкой оглянулся на Петю. — Правда, ничего получилось?
— Молодцы, прямо художники! — говорил дедушка. — Смотри, Татьяна: и фигурки, и баррикада, и флажок, и лампочки… Видно, с душой сделано, с любовью.
— А лампочки — это Петя, — сказал Владик.
— Проводку — это я, верно, — ткнул себя пальцем в грудь Петя.
А Владик сказал:
— Вот, пожалуйста, если нравится, возьмите её себе, для музея… Пожалуйста!
— Не откажусь! Спасибо! — Дедушка стал разглядывать панораму, осторожно трогая стенки ящика, лампочки, фигурки. — А как бы нам её получше экспонировать, Татьяна? Как по-твоему?
— Давай, дедушка, мы её поставим в главный зал. Знаешь, там, возле витрины с оружием, — сказала Тата.
— Дело, внучка, дело! — Дедушка повернулся к Владику: — Спасибо! Хорошо бы, конечно, для порядка ещё табельки ваши посмотреть.
— Какие табельки? — удивился Владик.
— Обыкновенно какие — школьные, — объяснил дедушка.
— Зачем же? — с тревогой спросил Владик.
Дедушка внимательно посмотрел на Владика, задумался, потом неторопливо прошёлся по комнате и сказал:
— Так ведь люди в музее будут спрашивать: «Чья, мол, панорама? Что за Ваньков такой? За что ему такая честь?» А я скажу: «За то, мол, ему такая честь, что он отличник учёбы, хорошо учится». Вот какое дело. Впрочем, у вас, наверно, табельков-то и нет при себе?
— Нету, — тихо произнёс Владик.
А Петя громко подхватил:
— Нету! Нету при себе!
— Не беда, — решил дедушка. — Дело терпит. Завтра принесёте.
— А это обязательно табельки показывать? — осторожно спросил Владик.
— А почему же не показать? — отозвался дедушка. — Если отметки хорошие, стыдиться нечего. А если плохие…
— А если плохие, тогда что? — спросил Владик.
— Тогда дело худо, — развёл руками дедушка. — Да вам-то что? У вас отметки неважные, что ли?
— Нет, ничего. У меня важные, — сказал Петя.