Никки отвязала поводья и вскочила на Огневушку.
— Так что до свиданья, — сказала она с вымученной улыбкой. — Передай своей невестке мою благодарность.
— Ладно. Никки… мне очень жаль…
— Мне тоже, — шепнула она, поворачивая лошадь. — Мне тоже…
41
Леви вошел, хлопнув дверью. Стефани вскочила ему навстречу. Увидев его разъяренное лицо, она сразу сникла. Он был точь-в-точь как Коул в порыве ярости. Здесь надо быть очень осторожной.
— А где Никки? — небрежно поинтересовалась она, склонившись над печкой.
— Наверно, домой едет.
— И ты ее не задержал?
— И не собирался.
— Так ты не женишься на ней?
— На ней? Жениться? Ты что, с ума сошла? Это самая упрямая, вспыльчивая, неуживчивая девчонка, какую я встречал в своей жизни.
— Наверно, поэтому она мне так понравилась, — улыбнулась Стефани. — Она очень похожа на Коула.
— О, она гораздо хуже, можешь мне поверить! — Леви яростно пнул дровяной ящик. — Я сделал ей предложение три месяца тому назад. Она и слушать не стала.
— А может, она передумала? — Стефани уложила каравай на противень и оглянулась через плечо на Леви. — Разве она не за этим приезжала?
— Нет, черт возьми! Она приезжала предложить мне работу. — Леви сдернул шляпу и плюхнулся на стул. — Хотела отблагодарить меня за труды. О Господи! Словно не знает, почему я там сидел все это время.
— А почему ты там сидел? — мягко спросила Стефани.
— А потому, что дал слово ее отцу, пока он был жив. И потому, что люблю ее больше всего на свете.
— А почему же ты тогда уехал?
— Потому что слишком тяжело было оставаться. Стефани, мне тридцать три года. Я хочу иметь жену и детей. Какая разница, люблю я ее или нет? Стар я играть в такие игры.
— Что-то не похоже, чтобы она играла с тобой. По-моему, ты ей нужен.
— Ну да, на должность управляющего.
— По-моему, ты ошибаешься, — покачала головой Стефани. — Она села напротив Леви и улыбнулась ему. — Ты знаешь, Никки меня жалеет.
— Это за что же?
— Потому что я вышла за Коула, а не за тебя. Она решила, что я выбрала худший вариант.
— Худший? Да все женщины, которые встречались с Коулом с тех пор, как ему стукнуло девять, были от него без ума!
— Кроме Никки. По-моему, на нее он не произвел особого впечатления, — Стефани похлопала его по руке. — Если хочешь знать, она, скорее всего, просто не обратила на него внимания. Она слишком любит тебя, чтобы замечать других мужчин.
— Почему же она ничего не сказала?
— Ты знаешь, по-моему, она гордячка. Может, она предложила тебе работу только потому, что для нее это был единственный способ вернуть тебя? На твоем месте села бы я сейчас на лошадь и попробовала ее догнать. А потом надо броситься на колени и предложить руку и сердце.
— Предлагал уже. Отказалась.
— А может, если ты…
— Не надо, Стефи, — отрезал Леви. — Это моя жизнь, я знаю, что делаю.
Стефани пожала плечами и встала. Пока она разводила огонь и ставила хлебы на стол, чтобы подошли, в кухне царило молчание. Потом Стефани тщательно подмела пол и заговорила снова:
— А ее ребенок от тебя?
Молчание было ей ответом. Она обернулась. Леви смотрел на нее расширенными от удивления глазами.
— Она сказала тебе, что ждет ребенка? — выдохнул он наконец.
— Она мне ничего не говорила, но Питер по-моему, сказал что-то насчет того, что надо поберечь ребенка, — это когда они собирались ехать за тобой. Никки говорила, что она тоже поедет, но Питер сделал вот так: — Стефани сделала вид, что качает младенца, — и Никки осталась.
— Господи Боже мой!
— А потом, когда речь зашла о моей беременности, она проявила большой интерес — совершенно неестественный для незамужней женщины. Судя по тому, что она говорила, она где-то на третьем-четвертом месяце. — Твой? — И Стефани внимательно посмотрела на Леви.
— Конечно, мой! За день до того, как я уехал, я… мы с ней… — Леви уронил голову на руки. — О Боже, что я наделал!
— Господи, Леви, ну что это, конец света, что ли? Поезжай за ней, извинись, скажи, что любишь ее. Потом поцелуй да обними покрепче. Она простит, вот увидишь.
— Да не в этом дело! Черт возьми, почему я не мог держаться от нее подальше?
— А что случилось, Леви? — мягко спросила Стефани, обняв его за плечи.
— Да ты ведь видела, какая она!
— Видела, конечно. Красивая. И что?
— Ну да, и тоненькая.
— Хрупкая скорее.
— Какая разница, тоненькая, хрупкая! Главное, что она слишком маленькая, чтобы вынашивать моих детей! — В глазах у него была боль. — Стефани, она умрет, как моя мать, а виноват буду я!