Стефани только рот раскрыла.
— Так ты поэтому уехал? Значит, все эти разговоры про «любит — не любит» — просто для отвода глаз? Ты просто боялся, что она может умереть родами. — Стефани села рядом и взяла его за руку. — Леви, не глупи. Многие хрупкие женщины рожают детей. И далеко не все умирают.
— Потому что не все они замужем за такими быками, как я.
— Ты знаешь, по-моему, здесь дело не в росте. Бывает, что умирают высокие женщины, у которых маленькие мужья. А потом, ребенок ведь не только твой, но и ее. Он тоже может быть маленьким.
— Я как-то не подумал…
Стефани улыбнулась.
— Оно и видно. Твой отец говорил мне, что ваша мать была слаба здоровьем задолго до того, как родился Коул. Никки, конечно, маленькая, но она сильная. Это тебе не тепличный цветок, который увянет при первом морозе.
— Ты думаешь, я зря волновался?
— Ну, не совсем зря, но ведь сделанного не вернешь. Если она уже беременна, ты не можешь ничего изменить.
— Черт возьми, но почему она мне ничего не сказала?
— Может, хотела проверить, любишь ли ты ее. Не думаю, что она хотела, чтобы ты женился на ней только потому, что сделал ей ребенка.
— Господи, ну конечно! Она предпочтет мучиться в одиночку. Чего же я сижу-то? — Леви вскочил. — Небось она со злости так гонит, что они уже на полпути к дому.
Стефани сунула Леви его шляпу.
— Молодец, Леви! Откажет — не слушай!
Он вылетел, хлопнув дверью. Стефани улыбнулась и, мурлыкая себе под нос, взялась за работу.
Никки наконец придержала Огневушку. Ей хотелось скакать и скакать — подальше от Леви, от этой мучительной боли, — но лошадь была вся в мыле. Нехорошо вымещать злость на животном.
Питер догнал ее.
«Ты ему ничего не сказала?» — сердито спросил он.
— Питер, я ему не нужна. Это все, что я хотела знать.
«Он имеет право знать, что у него есть ребенок».
— Когда он родится, я ему напишу. Он может общаться с ним, сколько захочет.
«По-моему…»
Никки перехватила его руку.
— Питер, ну пожалуйста! Не могу я сейчас. Оставь меня в покое.
Питер посмотрел на ее лицо, искаженное болью, и молча кивнул.
Они ехали на юг, в сторону дома. В полумиле от поселка им попался ручеек. Там они остановились напоить лошадей и набрать воды. Никки как раз привязывала флягу к седлу, когда Огневушка заржала, приветствуя другую лошадь.
Питер заметил, что лошади заволновались, и выхватил винтовку из чехла. Но тут же его лицо просветлело: перед ним появился Леви.
«Ну, теперь разбирайся с ней сам. Мне надоело, — сказал Питер. — Я скоро вернусь».
Он сунул винтовку на место и ускакал. Никки и Леви даже не заметили этого.
— Чего тебе? — спросила она.
— Я забыл сказать тебе одну вещь.
— Написал бы.
— Нет уж, лучше лично.
Леви спешился, взял ее за плечи и развернул к себе.
— Никки, я люблю тебя. Я любил тебя с самого начала и всегда буду любить. Стефани говорит, что ты, похоже, тоже любишь меня.
Никки смотрела на него с каменным лицом, не моргая. Они стояли так целую вечность, глядя в глаза друг другу. Наконец Леви уронил руки. На лице его было разочарование.
— Нет, не любишь ты меня, — сказал он с горьким смешком. — Видно, ошиблась Стефани.
— Не ошиблась, — тихо сказала Никки, опустив глаза в землю. Потом она снова подняла голову — и встретила взгляд серо-голубых глаз, наполненных отчаянной надеждой. — Я не работу тебе предлагать приехала. Я приехала потому, что люблю тебя. — Она скрестила руки на груди, обхватив себя за локти. — Господи, как трудно в этом признаться. Раньше я никогда ни в ком не нуждалась. Я думала, что выдержу все что угодно, но без тебя мне жить не хочется.
— А моя жизнь была сущим адом с тех пор, как я от вас уехал, — сказал Леви. — Я каждую минуту чувствовал, как мне тебя не хватает. Я думал, со временем полегчает, но ошибся.
— Мне тоже было плохо. Столько всего случилось, а я все равно не могла выкинуть тебя из головы.
— А я не мог выкинуть тебя из сердца.
И она очутилась в его объятиях. Губы их встретились, и все вопросы, что мучили их, оказались вдруг пустыми и неважными.
— Никки, выходи за меня замуж! — сказал он, когда они наконец оставили друг друга.
Эти драгоценные слова овеяли ее душу весенней свежестью.
— Я все еще нужна тебе?
— Ты мне будешь нужна и через сто лет!
— Даже когда я буду старая и вся в морщинах?
Леви поцеловал ее в носик.
— Тогда — тем более. — И он улыбнулся ей мягкой, завораживающей улыбкой. — К тому времени мы передадим свое ранчо внукам, и нам ничего не останется, как только сидеть и целоваться. — Он поцеловал ее в уголок рта, и голос его стал хрипловатым. — Я буду тебя целовать в каждую морщинку по очереди.