Лишь проснулось утро, словно шахский часовой,
И в степи запела птица, словно золотой
Колокольчик часового, и на трон высокий,
Со счастливым гороскопом, сел султан Востока, –
Встал отец добросердечный первым с ложа сна
И устроил все, чем свадьба у людей красна.
Дочь свою с любовью Хейру отдал на заре
Новой ночи, – с Утридом повенчал Зухрё.[80]
Ожил вялый цвет, от жажды умиравший дважды,
И в живой воде нашел он утоленье жажды.
Жаждущему сладкоустый кравчий дал во благо
Влагу слаще и целебней, чем Ковсара влага[81].
И они в довольстве жили – дружною четой.
И обычай древний чтили – простоты святой.
Старый курд свои богатства – нет и счета им –
Дал как свадебный подарок дорогим своим,
И шатры и стадо – морем блеющим вдали
Льющееся – во владенье к Хейру перешли.
А когда воды и корму стало не хватать
Стаду, то решили дальше в степь откочевать.
Хейр к благоухающему дереву тому,
Листья коего вернули зрение ему,
Поутру отправился, и не с одного
Возвращающего зренье – с двух стволов его
По две ветви самых свежих листьев он сломил,
Теми листьями он туго свой хурджин набил.
И от слепоты лекарство положил в одной
Он суме, а лист от черной немочи – в другой.
Никому про листья эти он не говорил
И от посторонних взоров зелье утаил.
И пришли они в столицу на вторую ночь.
Там падучею страдала падишаха дочь.
Многие помочь хотели. И никто помочь
Ей не мог, Свои, чужие лекаря – не прочь
Были попытаться выгнать бесов из нее.
Тщетны были их усилья, чары и питье.
Шах сказал: «Кем вылечена будет дочь моя,
Говорю, – того с охотой я возьму в зятья.
Если ж явится обманщик, чтоб красу моей
Дочери узреть, и вовсе не поможет ей
По невежеству, – так пусть он ведает сперва,
Что отрублена невежде будет голова».
И, глубоко огорченный, тысячам врачей
Головы отсек властитель в ярости своей.
Весть об этом по окрестным странам пронеслась,
Все же многие, наградой царскою прельстясь,
Шли и на ветер – безумцы – голову бросали
И, гоняясь за престолом, плаху получали.
Слыша, что больна падучей падишаха дочь,
Хейр, исполнясь состраданьем, ей решил помочь.
Написал посланье шаху: «Я могу смести
Тернии мучений горьких с вашего пути.
Дочь твою я совершенно исцелить берусь.
Я исполню обещанье, в том тебе клянусь.
Твой нижайший раб условье ставит наперед:
Так как к вам меня не алчность низкая ведет,
А одно лишь состраданье, – шах, я излечу
Дочь твою во имя бога. Но – я не хочу
Никаких наград». Посланье получил его
Шах и в тот же день к престолу допустил его.
Все поклоны по закону Хейр пред ним свершил.
«Благородный иноземец, – шах его спросил, –
Назови свое мне имя». – «Хейр зовуся я.
Так меня звезда когда-то нарекла моя».
Вещим признаком, приметой доброй имя это
Показалось падишаху. «О посланник света!
Я молю, о, пусть же добрым будет и конец
Дела, как его начало!» – молвил шах-отец.
Приближенному затем он поручил его,
Чтобы тот в покой дочерний проводил его.
Хейр увидел лик, как солнце – яростно-красивый,
Кипарис, от страшных корчей ставший гибче ивы,
Деву – схожую в мученьях с разъяренным львом,
Сна не знающую ночью, передышки – днем.
Из целебных листьев тут же сделал Хейр питье.
Тем питьем прохладно-сладким напоил ее.
Был порыв свирепых корчей умиротворен
Тем лекарством. И царевна погрузилась в сон.
Хейр, увидев, что весенний цвет спокойно спит
И от вихрей раскаленных недуга укрыт,
Из дворца домой пошел он с радостным лицом.
Дева третий день объята мирным крепким сном.
Поднялась на третье утро, кротко и безгневно
Оглядела всех. Здоровой сделалась царевна.
Падишах, чуть только вести эти услыхал,
Босиком в чертог дочерний мигом прибежал.
На престоле, средь чертога, дочь увидел он.
Понял он, что снова разум дочке возвращен.
Небо возблагодарил он. Молвил: «Дочь моя!
Вижу я – ты светлый разум избрала в мужья!
Счастлив я тебя здоровой видеть – о мой друг!
Как же чувствуешь себя ты после стольких мук?»
вернуться
…с Утридом повенчал Зухрё… – сочетал браком небесного письмоводителя Утарида (Меркурия) с небесной музыкантшей, прекрасной Зухрой (Венерой).
вернуться
Ковсара влага – вода райского источника Каусар.