Выбрать главу
Дочь присутствием отцовым смущена была, Поклонения по чину шаху воздала. Вышел царь, его призвали важные дела. Радость велика была в нем, а печаль – мала. А когда от приближенных девушек узнала, Кто ее от мук избавил, – в тот же день послала Шаху слово: «Я читала в списке царских дел, Что отец мой обещанья исполнять умел. Раз для тех, кому он в гневе головы снимал, Шах исполнил неуклонно то, что обещал, – Так и с лекарем, достойным царского венца, Договор исполнить надо честно, до конца. Тысячи голов упали под мечом твоим, Пусть возвысится одна лишь под венцом твоим. От оков недуга он освободил меня, От мучений несказанных исцелил меня. Презирать его нельзя нам, о мой властелин И отец, – мне в целом мире пара – он один». Падишах такие ж мысли, как и дочь, имел. И свое он обещанье выполнить хотел. И искать повсюду стали Хейра в ту же ночь. И в степи его догнали, уходящим прочь От столицы со стадами. Будто перл нашли, – Рады были. И мгновенно к шаху привели. Шах сказал: «О величайший человек земли! Молви: почему от счастья держишься вдали?» И халат, ценой в полцарства, с своего плеча Шах обрадованный гостю отдал сгоряча. Одеяний и уборов множество своих, Пояс золотой и посох в камнях дорогих. И велел украсить город множеством завес Редкостных, блестящих – ярче утренних небес, А царевна, встав на кровле замка, с вышины Видит юношу-красавца с обликом луны, Удалого, с тонким станом и свежей весны; Кудри – ночь, и, словно мускус, усики черны. По желанью государя и царевны – он Стал ей мужем. Шерр коварный этим посрамлен. Дверь в свою сокровищницу отворил султан, И печать на тайном свитке сокрушил султан. И потом – блаженством вволю душу напитал, Красоты, добра страницы без конца читал. Был у шаха одаренный властию везир, Муж – заботой о народе удивлявший мир. Дочь имел. У ней, как ворон, волосы черны. Щеки, словно кровь на снеге, у нее красны. Щеки, кудри – ворон, на снег павший с вышины От стрелы. Но оспа выжгла очи у луны. Умолил везир пришельца. И была она Хейром из слепой, убогой вновь превращена В зрячую! И, обещанью отчему верна, К Хейру в дом вошла как третья юная жена. Погляди же – сколько перлов ценных просверлил Этот лал; и трон Хосроя вскоре получил. То у дочери везира он весь день сидел, Находя на все согласье, что б ни захотел. То два дня у дочки шаха – ибо ведь она Солнце, а везира дочка перед ней – луна, То три дня у курдской дочки, в радостях. Ведь он Ею был от жажды, смерти, слепоты спасен. Вот, как в нард играя, трижды мир он обыграл, Хейру трон над полумиром рок в награду дал; Так что царство старца-тестя с городом его Стало частью государства нового того. Как-то вышел Хейр-властитель на рассвете в сад, Чтобы сердцем освежиться и утешить взгляд. Небеса, судьбою Шерра гнусного владея, Занесли клинок разящий над главой злодея. С неким городским торговцем в сделку Шерр вступал Возле сада. Чуть увидел – Шерра Хейр узнал. Страже приказал: «Тотчас же, лишь закончит он Разговоры там, – ко мне да будет приведен!» В сад он снова углубился, сел невдалеке, Курд стоял пред ним, тяжелый меч держал в руке. Шерр пришел, морщины злобы он с чела согнал. Хейра не узнал. Пред Хейром прах поцеловал. Хейр спросил: «Эй, незнакомец! Как ты звался   встарь?» И ответил Шерр: «Зовусь я – странником, о царь! Ловок я во всех деяньях». «Имя назови! – Хейр сказал. – Или омойся в собственной крови!» Шерр сказал: «О царь! Хоть чашу поднеси, хоть меч Вынь, но имени иного не могу изречь!» Молвил Хейр: «Подлец! Душою перестань кривить, Кто захочет, каждый может кровь твою пролить. Знаю я – ты Шерр – гнуснейший на земле злодей! Изверг ты, достойный клички дьявольской своей! Ну, гляди, ублюдок ада, вспомни: это ты Вырвал жаждущему очи за глоток воды И в пустыне, где ни капли влаги нет, ни тени, Без воды его покинул в тысячах мучений. Драгоценности, одежду взял ты у него И несчастного в пустыне бросил одного. Знай: я – Хейр, и я тобою был лишен всего. Только счастье Хейра живо, а твое – мертво! Думал ты тогда в пустыне, что убил меня, Но от смерти вседержитель защитил меня. Так как я в беде защиту у небес нашел, – Дали мне они корону, царство и престол. Но хоть жив я – ты убийцей все же наречешься Перед богом и от черной смерти не спасешься». Шерр едва взглянул на Хейра – вмиг его узнал, И затрепетал, и наземь перед ним упал; Завопил: «О шах правдивый, милость сотвори! Не гляди на злодеянья злого! Но – смотри: Разно нас созвездья неба наименовали, Правдою – тебя, меня же Кривдою назвали. Мной злодейский был поступок совершен, но оп Именем моим был раньше предопределен. Ты же в день, когда я небом мстительным гоним, Поступи со мной в согласьи с именем твоим!» Вспомнил Хейр, что он зовется «добрым», и решил Отплатить добром, – и Шерра с миром отпустил. От меча его свободу Шерр едва обрел, В радости из сада шаха он летел – не шел. Но помчался кровожадный курд с мечом за ним. Голову срубил злодею он мечом кривым. Молвил курд: «Хоть мыслит благо добрый Хейр, но ты Зло. Да будут двери ада злому отперты!» Труп обшарив, в поясе он сразу отыскал Те два лала, что Хейра Шерр в степи украл. Взял и отдал самоцветы Хейру и сказал: «Лалы к лалу воротились!» Шах поцеловал Курда верного и возблагодарил его, Теми ценными камнями одарил его. И потом к своим зеницам пальцы приложил, Молвил: «Мне ты самоцветы эти подарил; Воротил глазам незрячим ты желанный свет. За твое добро достойной платы в мире нет!» И устроилось счастливо все, как Хейр хотел. И народ благодеянья от него узрел, Ибо в той стране, где правду властелин хранит, – Тёрн плодами делается, золотом – гранит. Серебром – железо станет, шелком – власяница. Для добра людей у Хейра ожили зеницы. Справедливость – нерушимый был закон его, Потому неколебимым был и трон его[82].
вернуться

82

последние шесть строк поэмы – лирическое отступление автора, написанное в назидание властителям.