* * *
Когда под сенью райских кущ собой украсила айван
Невеста высшего и скрыт был голубою тканью стан[123],
Всем показалось, что вошла восточной спальни госпожа,
Полночной тьмы густую прядь решив запрять под чачван.
Из яхонтов сготовил мир питье, врачующее дух,
Из мозга времени изгнал унынья хмурого дурман,
И на подвешенном ковре фиглярить начала судьба.
Из-под эмали кубка встал шар солнца, золот и багрян.
И показалась, засверкав, из-под зеркального зонта
Верхушка самая венца того, кто на небе султан.
Казалось, что идут гулять жасминолицые красы
И вырос на лугу небес у ног их пламенный тюльпан.
Луна склонила лик туда, где стан на Западе разбит,
На берег выпрянул из волн челнок, покинув океан.
Прекрасней солнца, в дверь мою вступила полная луна, –
Тот лик и самое Зухру пленил бы, ярко осиян.
Она душиста и свежа, побег рейхана – прядь ее[124].
Струится пряный ветерок, мир благовонен, как рейхап.
Растертым мускусом она лицо посыпала луны,
Под благовонною рукой запел шиповник свой дастан…
Что он гласит? Он нам гласит, что нынче праздник, торжество!
Хосрову мы поем стихи, – в них поздравляется хакан.
Шамсиддин Мухаммад Хафиз
Об авторе
Шамсиддин Мухаммад Хафиз (ум. в 1389 г.) – величайший персидский лирик, автор непревзойденных газелей. Стихам Хафиза свойственны глубина мысли и совершенство формы.
Газели
Песня! Брызнуть будь готова – вновь, и вновь,
и вновь, и снова!
Чашу пей, – в ней основ основа – вновь, и вновь,
и вновь, и снова!
Друг, с кумиром ты украдкой посиди в беседе
сладкой, –
Поджидай к лобзаньям зова, вновь, и вновь,
и вновь, и снова!
Насладимся ль жизнью нашей, коль не клонимся над чашей?
Пей же с той, что черноброва, – вновь, и вновь, и вновь, и снова!
Не найти от вас защиты, взоры, брови и ланиты, –
Вы моим очам обнова – вновь, и вновь, и вновь, и снова!
Ветер! Ты в воздушной ризе, мчась к любимой, о Хафизе
Ей бросай за словом слово – вновь, и вновь, и вновь, и снова!
* * *
Ветер нежный, окрыленный, благовестник красоты.
Отнеси привет мой страстный той одной, что знаешь ты.
Расскажи ей, что со света унесут меня мечты,
Если мне от ней не будет тех наград, что знаешь ты,
Потому что под запретом видеть райские цветы
Тяжело, – и сердце гложет та печаль, что знаешь ты.
И на что цветы эдема, если в душу пролиты
Ароматы той долины, тех цветов, что знаешь ты?
Не орлом я быть желаю, видеть землю с высоты:
Соловей-Хафиз ту розу будет петь, что знаешь ты.
* * *
Ты, чье сердце – гранит, чьих ушей серебро – колдовское
литье,
Унесла ты мой ум, унесла мой покой и терпенье мое!
Шаловливая пери, тюрчанка в атласной каба,
Ты, чей облик – луна, чье дыханье – порыв, чей язык –
лезвие!
От любимого горя, от страсти любовной к тебе –
Вечно я клокочу, как клокочет в котле огневое питье.
Должен я, что каба, всю тебя обхватить и обнять,
Должен я хоть на миг стать рубашкой твоей, чтоб вкусить
забытье.
Пусть сгниют мои кости, укрыты холодной землей, –
Вечным жаром любви одолею я смерть, удержу бытие.
Жизнь и веру мою, жизнь и веру мою унесли –
Грудь и плечи ее, грудь и плечи ее, грудь и плечи ее.
Только в сладких устах, только в сладких устах, о Хафиз, –
Исцеленье твое, исцеленье твое, исцеленье твое!
вернуться
123
Когда под сенью райских кущ собой украсила айван невеста высшего и скрыт был голубою тканью стан… – Когда взошло солнце, все небо стало голубым.