Выбрать главу
На вечные мученья обречен. Душа в бою становится суровей, Но зло, а не добро в пролитье крови». И отвечал Хуман: «За жизнь свою Рустама прежде я встречал в бою. Ты слышал ли, как пахлаван Ирана Твердыню сокрушил Мазандерана? А этот старый муж? – Хоть с Рахшем схож Могучий конь его – не Рахш он все ж». Весь мжр уснул. Свалила всех усталость, Лишь стража на стенах перекликалась. Сухраб-завоеватель той порой Встал с трона, удалился на покой. Когда же солнце встало над землей, Он поднялся от сна на новый бой. Кольчугою стальной облек он плечи, Надел доспехи, взял оружье сечи. Витал он мыслью в поле боевом, И сердце радостью кипело в нем. И прискакал он в степь, щитом сверкая, Своей тяжелой палицей играя. Рустам был там. Как ночь, он мрачен был, Сухраб его с улыбкою спросил: «Как отдыхал ты ночью, лев могучий? Что ты угрюм, как сумрачная туча? Скажи мне правду, витязь, каково Теперь желанье сердца твоего? Отбросим прочь мечи свои и стрелы И спешимся, мой ратоборец смелый. Здесь за беседой посидим вдвоем, С лица и сердца смоем хмурь вином. Потом пойдем к иранскому владыке И перед ним дадим обет великий. Кто б на тебя ни вышел – мы на бой Пойдем и вместе победим с тобой. К тебе мое невольно сердце склонно, Кто ты такой? – я думаю смущенно, –
Из рода славных ты богатырей? О родословной расскажи своей. Кто ты? – вопрос я многим задавал, Но здесь тебя никто мне не назвал. Но если вышел ты со мной на бой, Ты имя мне теперь свое открой. Не ты ли сын богатыря Дастана, Рустам великий из Забулистана?» «О славы ищущий! – сказал Рустам, – Такие речи не пристали нам. Вчера мы разошлись и дали слово, Что рано утром бой начнем мы снова. Зачем напрасно время нам тянуть? Не тщись меня ты лестью обмануть. Ты молод – я зато седоголовый. Я опоясался на бой суровый. Так выходи. И будет пусть конец Такой, какой предначертал творец. На поле боя – всякий это знает – Мужам друг другу льстить не подобает. Я многих на веку сразил врагов И не люблю коварных льстивых слов». Сухраб ответил: «Тщетны сожаленья, – Отверг мои ты добрые стремленья. А я хотел, о старый человек, Пред тем как мир покинешь ты навек, Хотел я, чтобы разум возвратился К тебе, чтоб ты от злобы отрезвился И чтобы мы могли тебя почтить Пред тем как в землю черную зарыть. Ну что ж – я силой рук и волей бога Твой разум нынче просветлю немного». И вот бойцы, уже не тратя слов, Сошли с железнотелых скакунов. И пешие – на бой в открытом поле – Сошлись они, полны душевной боли. Как львы, схватились яростно. И вновь По их телам струились пот и кровь. И вот Сухраб, как слон от крови пьяный, Всей мощью рук взялся за Тахамтана. Он за кушак схватил его, рванул, Сказал бы ты, что гору он свернул. Как лютый зверь, он на Рустама прянул И вскинул вверх его и наземь грянул. Свалил он льва среди богатырей И сел на грудь всей тяжестью своей, К земле Рустама грузно придавивши, Как лев, самца-онагра закогтивший. Поверг спиной Рустама в прах земли, И было все лицо его в пыли… И вырвал из ножон кинжал блестящий, И уж занес его рукой разящей. Рустам сказал: «Послушай! Тайна есть,- Ее открыть велят мне долг и честь. О покоритель львов, о тигр Турана, Искусен ты в метании аркана. Искусством ты и силой наделен, Но древний есть у нас один закон. И от него нельзя нам отступиться, Иначе светоч мира омрачится. Вот слушай: «Кто благодаря судьбе Врага повалит на землю в борьбе, То есть такой закон для мужа чести, – Не должен, и во имя правой мести, Его булатом смертным он разить, Хоть и сумел на землю повалить. И только за исход второго боя Венчается он славою героя. И если дважды одолеет он, То может убивать. Таков закон». Вот так, чтоб в этот раз освободиться, Решил Рустам премудрый ухитриться. Хотел он из драконьих лап уйти И голову от гибели спасти.