Рустам просит у Кавуса целительный бальзам для Сухраба и отказ Кавуса
Тогда сказал Гударзу Тахамтан:
«Эй, светлый духом славный пахлаван!
Скачи скорей к Кавусу с просьбой слезной.
Скажи, что я бедой постигнут грозной,
Нанес я рану сыну своему
И что я сам за ним сойду во тьму.
И, если шах добра не забывает,
Пусть он в беде моей посострадает.
У шаха – это всем известно нам –
Хранится чудодейственный бальзам.
Врачует раны он своею силой,
Дарует жизнь стоящим над могилой.
Так пусть же царь бальзама мне нальет
В кувшин с вином – и поскорей пришлет.
И станет сын мой, к жизни возвращенный.
Подобно мне – слугою вечным трона!»
Гударз коня, как ветер, устремил,
Кавусу то послание вручил.
Сказал Кавус: «Я равного не знаю
Рустаму. Лишь ему я доверяю.
Я не хочу, чтоб видел горе он,
Он мной любим и больше всех почтен.
Но не хочу казниться в укоризне:
Коль сын Рустама возвратится к жизни,
Рустама мощь удвоится, и он
Меня погубит – рухнет кеев трон.
Рустам сказал мне: «Кто такой твой Туе?
Что для меня и сам ты, шах Кавус?»
Нам тесен мир с двумя богатырями,
С их фарром, палицами и плечами!
Ведь тот Сухраб напал на мой шатер,
Ко мне он лапу львиную простер.
Ведь головы меня лишить он клялся,
Мне череп на кол насадить он клялся.
Он клялся целый мир завоевать,
Ему ль у трона моего стоять?
Да стань он у дверей моих слугою,
К нему теперь я не склонюсь душою.
Когда на стан мой он, как тигр, напал,
Обидные слова он мне бросал.
Он осрамил меня перед глазами
Богатырей моих, перед войсками.
И если он останется в живых,
Останется лишь прах в руках моих.
Коль ты его не помнишь речи дикой,
Ты – не мудрец, Гударз, не муж великий!
Грозил он: «Всех убью, сожгу огнем,
А шаха, мол, повешу я живьем!»
Коль выживет он – от него, пожалуй,
Все разбегутся – и большой и малый.
А кто врага лелеет своего,
Безумцем в мире назовут того».
Гударз, услышав, духом омрачился,
Быстрей, чем вихрь, к Рустаму возвратился.
Сказал он: «Нрав владыки, полн вражды,
Приносит ядовитые плоды.
Нет равного ему в жестокосердье!
Что труд ему? Что верность? Что усердье?
Ты сам к нему немедля поспеши,
Не просветишь ли мрак его души!..»
Рустам велел страдавшего жестоко
Сухраба положить возле потока.
Стать близ него он верным приказал,
Сел на коня и к шаху поскакал.
Едва отъехал он – его догнали
Стенающие слуги и сказали,
Что лев-Сухраб покинул этот мир,
Ято гроб ему потребен, а не пир.
Плач Рустама над Сухрабом
Рустам свои ланиты в кровь терзал,
Бил в грудь себя, седые кудри рвал.
Он, спешась, прахом темя осыпал,
Согнулся, будто вдвое старше стал.
Все знатные – в смятенье и в печали –
Вокруг него вопили и рыдали:
«О юноша, о сын богатыря,
Не знавший мира, светлый, как заря!
Подобных не рождали времена,
Не озаряли солнце и луна».
Сказал Рустам: «О, грозная судьбина!
На склоне лет своих убил я сына…
Как дома мне предстать с моей бедой
Перед отцом, пред матерью седой?
Пусть мне они отрубят обе руки!
Умру, уйду от нестерпимой муки…
Я витязя великого убил.
Увы, не знал я, что он сын мне был.
Был Нариман и древний муж Нейрам,
Был воин Заль и был могучий Сам;
Их слава наполняла круг вселенной.
Я сам был воин мира неизменный.
Но все мы – все ничтожны перед ним,
Перед Сухрабом дорогим моим!
Нто я отвечу матери его?
Как я пошлю ей весть? Через кого?
Как объясню, что без вины убил я,
Что сам, увы, не ведал, что творил я?
Кто из отцов когда-либо свершил
Подобное? Свой мир я сокрушил!»
И принесли покров золототканый,
Покрыли юношу парчой багряной.
Мужи Рустама на гору пошли,
И сделали табут, и принесли.
Сложили труп на ложе гробовое
И понесли, рыдая, с поля боя.
Шел впереди несчастный Тахамтан.