В этом разъединении людей, которое так явно замечается на фабрике, и управляющий, и мастера, и конторщики стоят на стороне хозяина. Рабочие их не любят и не разговаривают с ними при встрече. И ещё я знаю людей, которые не рабочие и не служащие; им хозяин не платит жалованье в конторе, но они тоже слушаются его приказаний и грубо обращаются с рабочими, даже могут избить человека, и им ничего за это не будет. Они и «забирают», то есть уводят рабочего с фабрики, и потом, говорит Данила, никто не знает, где он. Дуняша же знает: она говорит, что такого «забранного» сажают в тюрьму, где очень плохо и всегда темно. Из тюрьмы нельзя уйти, потому что двери там запираются на замок.
Эти люди — полицейские.
Но вот моего отца и дядю Петра никто из рабочих не боится, рабочие часто подходят поговорить с ними. Особенно часто отец разговаривает с красильщиками, интересуется, как получился новый его рисунок на ткани, каков он «в работе». Рабочие стоят и разговаривают с ним, иногда они вместе смеются и шутит. Вот и Кондратьев, который работает теперь на другой фабрике, всегда посылает с Ксенией и с Дуняшей моему отцу поклон. Дядя же Пётр однажды при мне передал Ксении какой-то свёрток для Кондратьева и сказал: «Вот, передай ему «гостинчика». А потом Ксения просила маму сказать Петру Ивановичу, что Стёпа благодарил и просит: «Пусть Пётр Иванович посылает ещё».
Уже через много лет я спросила у отца: могло так быть или нет? И, удивившись, как я могла это запомнить, он сказал, что действительно тогда дядя Пётр передал Кондратьеву напечатанные для рабочих листки. Всю правду узнавал рабочий из этих листовок: в них было написано, что богатство хозяевам создают рабочие, а сами живут в тяжёлом труде. И что им надо бороться против хозяев, за лучшую жизнь. Но для рабочего было самым опасным, когда у него находили на фабрике такой листок; за это его рассчитывали, забирали и сажали в тюрьму. Поэтому многие рабочие, как и служащие, чтобы не быть на подозрении, в обращении с хозяином тоже были покорными, а иногда даже казались угодливыми. Об этом я услышала позже от дяди Петра.
— Ты думаешь, если, завидев хозяина, рабочий срывает картуз с головы, то это он делает из уважения, из любви? Нет, девочка, уважать и любить хозяина, какой бы он ни был как человек, рабочим не за что. А снимает он шапку, покоряясь обстоятельствам, потому что пока ещё зависит от хозяина.
— А что значит «зависит»? — спросила я.
— О, это важное слово в жизни каждого человека! Бывает, что человек «зависит» или «не зависит». Так вот «зависит» для рабочего значит, что он боится остаться без работы. Всё, что рабочие выработают, забирает себе хозяин, а платит им совсем мало, от этого и происходит огромная несправедливость в жизни. И поскольку воя судьба рабочего зависит от хозяина, он и кланяется хозяину, хотя нисколько не уважает его.
Мой отец — тоже служащий и тоже кланяется хозяину, когда его видит, но отец не бежит торопливо ему навстречу, не подсаживает под локоть в пролётку. Когда я спросила дядю Петра, «зависит» ли мой отец от хозяина, он ответил, что «зависит», но отец сумел «себя поставить»: он не только конторщик, а, как и мой дед по отцу, Иван Иванович, умеет составить любой узор и подобрать наилучший рисунок для ткани. Для хозяина это очень выгодно, и поэтому хозяин его «ценит».
Дома у нас в толстой папке отец бережёт красивые рисунки, которые сам он придумал. На них раскрашены красками разные узоры: цветы, фигурки, бабочки. Эти же рисунки я часто вижу на образчиках, которые отец приносит с фабрики.
— У Сани большой вкус — говорит дядя Пётр. — Саня — художник по натуре. Его на Цинделевскую фабрику сколько времени зовут, так хозяин, как огня, боится, что он туда уйдёт. Вот он себя и «поставил».
Выходило, что хозяева сами делать ничего не могут: машины есть, а надо, чтобы ткали на них ткачи, рисунки на ситец — и то нарисовать сами не могут. Над этим ситцем дядя Паша всё здоровье потерял; Герасимыч на хозяина всю жизнь проработал. Двор — и то подметает Данила! Когда хозяин захотел посадить в дальнем углу двора молодой сад, он сам ни одной ямки не выкопал, всё делал Данила, а хозяин только указывал.
Да, различие между хозяином и рабочими было очень большое — хозяин прикажет, и все должны его слушаться: как он хочет, так и будет. Я до тех пор так думала, пока не случилось это увольнение Герасимыча — старика-красильщика — и все те события, которые за этим последовали.