— Надоел мне твой хинкал! — Отец отшвырнул миску. Она полетела к стене, хинкал шлепнулся на пол, кислое молоко с чесноком разбрызгалось. Жамалудин, прижавшись к стене, боялся пошевелиться. Наби проснулся, заплакал.
Калимат, сохраняя полное спокойствие подняла миску, вытерла пол. Она, поглядела на мужа и тихо сказала:
— Когда одно колесо повисает над пропастью, другое продолжает тянуть арбу, пока не сломается ось. Если оба колеса сошли с колеи, арба сорвется со скалы. Не нравится тебе хинкал, приготовлю чуду!
Как-то раз отец забыл дома завтрак, Калимат попросила сына отнести еду Хамзату. Отец работал у подножья горы — заготовлял камень. Жамалудин мчался, подпрыгивая от радости. Он надеялся, как раньше, погулять с отцом у целебных родников. Еще издали он услышал незнакомый женский смех, хохот отца. Мальчик взобрался на выступ скалы и замер. Его отец и чужая женщина Нупайсат завтракали, сидя между камнями.
Мальчик замер, не зная, как поступить.
— Как ты мог, такой красавец и прославленный мастер, жить столько лет с Калимат?! У нее ведь один глаз смотрит в землю, а другой — в небо! Кинешь ей в лицо горсть гороха, ни одна горошина не упадет! Все застрянут в оспинах!
Нупайсат, первая красавица аула, сбросила цветастую шаль — показала длинные черные косы.
— Кому не достался абрикос, довольствуется косточкой. — Хамзат гладил Нупайсат по волосам. — Я ведь тебя узнал совсем недавно!
— Ты просто принял горькую косточку за абрикос! Не было в ауле женщины, которая не пошла бы за тебя! Ты великий мастер!
Хамзат поднялся, принялся за работу. Видно было, лесть Нупайсат пришлась ему по сердцу. Казалось, в руках он держал не камень, а мягкий воск — так точны и рассчитаны были его движения. Лицо Хамзата сияло, и осколки камня сверкали на солнце.
«У отца, и правда, золотые руки. Я никогда не смогу так покорять камин!» — Жамалудин, любуясь работой отца, на миг забыл о Нупайсат.
— Ты с неба сбрасываешь мне звезды, — говорила женщина. — Или нет! Ты трясешь небо, как дерево со зрелыми плодами. А я здесь, под горой, их ловлю!
— Прикажешь мне, — Хамзат отбросил молоток и подошел к Нупайсат, — я поднимусь на небо и принесу тебе звезду. — Он долго и нежно смотрел на женщину.
Жамалудин забыл обо всем. Первым его желанием было швырнуть в Нупайсат сверток с завтраком, обрушить глыбу со скалы им на головы. Но не хватило ни смелости, ни силы. Он сполз с уступа, забрался в пещеру. Наплакавшись вволю, мальчик вернулся домой. Матери он сказал всего несколько слов:
— Не нашел, где работает отец. Искал целый день. Видно, я заблудился.
Мальчик обнял мать, долго всматривался в знакомые черты. Материнское лицо, над которым так посмеялась Нупайсат, казалось сыну самым прекрасным на земле. Такое, как есть, — с неяркими глазами, неровной кожей.
В этот вечер отец совсем не пришел домой. Жамалудин сам уложил в постель Наби.
Мать до рассвета сидела у окна, глядя в темноту.
Мальчик не прилег ни на минуту, был рядом с матерью. Она как будто не замечала, что сын тоже всю ночь не сомкнул глаз.
Жамалудин пытался понять, что случилось. «Почему нет отца? Что с мамой? Если даже корова не приходила в хлев вечером из стада, мама ее разыскивала, а меня отправляла спать. Почему же она не идет искать отца, почему не велит мне ложиться?»
Задавать вопросы матери Жамалудин не решался.
Утром Калимат заставила себя проглотить кусок, чтобы сын позавтракал.
Отец пришел домой только на третий день. Мать молча взяла у него гужгат, повесила на гвоздь пододвинула табуретку.
— Ты, наверное, думаешь: бык падет — мясо, арба развалится — дрова! Тебе все равно, пришел я домой или нет! Ты даже не спрашиваешь, что со мной! — кричал отец, мечась по комнате.
— Я видела, Хамзат, от кого ты каждый день ходишь на работу и к кому возвращаешься. Зачем же я буду поднимать на ноги весь аул? Ты жив и здоров, я ждала… Ты лучше меня знаешь, когда время вернуться домой. — Говоря это, Калимат глядела в сторону.
— Хватит! — крикнул Хамзат. — У тебя одна забота, — мое здоровье. А я хочу, чтобы ты не лежала мертвым камнем на моей дороге. Ударь тебя — не вздрогнешь, погладь тебя — не шевельнешься! Ты, как черная занавеска, заслоняешь мне весь свет! Что с тобой делать?
Калимат внешне оставалась спокойной.
— Я молчу, Хамзат, не оттого, что мне не больно от камней, которые ты бросаешь в мое сердце! Мне же легче проглотить гору соли и запить ее морем, чем показать людям разлад в нашем доме. Не хочу, чтобы люди видели мое несчастье. Мне моя честь, мой горский намус велят: пусть не судят меня люди, пусть не знают про мой остывший очаг, про беду моих детей. После смерти мамы и в нашу семью пришла мачеха. Я испытала эту жизнь. Не хочу чужой матери для своих детей. Холодность мачехи — лезвие кинжала. По моей вине семья не разрушится, я согласна все перенести. Не хочу, чтобы мои сыновья испытали горечь сиротства.