— Нет ли мне письма, дядя Саид? — спрашивал он, а сам боялся услышать ответ.
— Говорят, одна красавица пишет тебе. Другой раз принесу! — Дядя Саид, улыбаясь, шагал дальше.
— Я жду пьесу! — кричал вслед ему смущенный Хаджимурад.
Каждый день, глядя через окно на дорогу, любого прохожего Хаджимурад принимал за дядю Саида. Все заметили: веселый непоседа Хаджимурад поскучнел, меньше бегал на переменах, реже пел.
Хаджимурад тысячу раз в мечтах сочинял себе письмо от Шарифат. Какими бы ласковыми ни были эти письма, ему казалось, что слова Шарифат будут нежнее, чем он придумал. Он подолгу теперь сидел в саду один, прислушивался к шороху листьев, любуясь красотой цветов. Во всем, за чем он наблюдал, Хаджимурад находил какую-то особую прелесть, которую не замечал раньше.
После уроков он спешил к отцу.
— Разреши мне помочь…
Работали они обычно до захода солнца.
— Боюсь, что стена получится кривая, — усмехался Жамалудин, наблюдая за сыном. — Уже темно…
— Так ведь луна взойдет, отец!
«Луна или луноликая девушка тебя окрыляет, сын мой», — размышлял Жамалудин, но спрашивать вслух не решался. Жамалудин гордился, что Хаджимурад хорошо орудует молотком, полюбил мастерство, которым славился их род. Наблюдая за Хаджимурадом, Жамалудин видел, как точно находил его сын подходящий камень, как уверенно обтесывал края.
«В нашем роду будет еще один мастер», — повторял про себя Жамалудин с гордостью. Эту гордость старый каменщик старался скрыть от сына, но не всегда это ему удавалось: Хаджимурад перехватывал любовный взгляд отца.
— Сын мой, Хаджимурад, мне и умереть не страшно. Я вижу, что ты уже знаешь цену труду. Нет ничего выше настоящего мастерства. Оно делает человека независимым, он всегда может ходить с поднятой головой. Окинь глазом аул. Больше половины домов построены мастерами из нашего рода. Мой дед, да простит бог его грехи, передал дар чувствовать камни моему отцу, отец передал мне. Я передаю тебе мастерство, чтобы ты служил, как весь наш род, людям, чтобы про тебя не сказали недостойного слова, унижающего наш аварский намус.
— Я знаю все дома в ауле, построенные нашим тухумом, — ответил Хаджимурад. — Каждый день смотрю. «Работа рода Хамзата — красивая; стена, построенная им, стоит долго», — я часто слышу такие слова. А кто впервые оставил на стене этот знак — молоток, который стал нашим родовым гербом?
— Говорят, мой прапрадед. Он завещал, чтобы передавали этот обычай от отца к сыну. Прошло много лет со дня его смерти, все выполняют этот завет свято.
— И как хорошо придумано! — восторженно сказал Хаджимурад. — Молоток — орудие каменщика. Разве можно допустить, чтобы стена с такой меткой оказалась непрочной!
— Конечно, достойное имя каменщиков рода Хамзата надо нести высоко! А ты подумай, Хаджимурад, каким дальновидным и умным человеком был твой пращур. Он за много лет предвидел, что наступит время, когда рабочий человек станет хозяином земли, а молот займет свое достойное место. Что изображено на знамени нашей Родины? Серп и молот, ты знаешь.
— Ты прав, отец! — Хаджимурад, посмотрев на Жамалудина, ударил молотком о камень. — Ты прав, как всегда, — повторил он задумчиво.
— Видно, что успокоился! Получил наконец письмо! — весело крикнул Саид, проходя мимо со своей вечной сумкой.
— Я ничего не получал, — растерянно возразил Хаджимурад. — До захода солнца ждал на дороге, дядя Саид! Вас не было долго, я пришел помогать отцу.
— Да, я задержался в районе. А ты, верно, забыл совет стариков: «Днем работай, вечером ложись рано!» Посмотрите, луна взошла, а вы все молотками бьете. Домой пора…
— Ты только эту одну пословицу и знаешь, — улыбнулся Жамалудин. — Очень она тебе подходит — не про тебя ли сочинили? Но есть и другие советы: «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня».
Саид добродушно рассмеялся:
— Недаром говорят, Жамалудин: «Прежде чем вступать в бой, семь раз взвесь силу врага!» Не надо было мне с тобой говорить пословицами. Работай себе на здоровье до рассвета. — И, вспомнив о Хаджимураде, стоявшем с поднятой рукой и с застывшим вопросом в глазах, добавил: — Разве тебе письмо не передали? Было, было письмо, дорогой, и довольно толстое. Спроси у директора.
— Ты помнишь, дядя Саид, что письмо было именно мне? — Хаджимурад спрыгнул со стены, оставив без внимания испуганный окрик отца:
— Осторожней! Здесь три метра…
— Валлах! Я уверен в том, что письмо тебе, если ты действительно Хаджимурад, сын Жамалудина!
Отец смотрел вслед сыну, мчавшемуся к школе. «Бросил работу, побежал, не оглянувшись. От кого же это письмо? Прыгнул с такой высоты. Хорошо, что стена, а не скала, хорошо, что внизу земля, а не бездонное ущелье. Если что задумал, ни перед чем не остановится… Всегда спешит, как бы глупостей не наделал… Еще хвалиться любит… А так — ничего не скажешь — настоящий джигит».