Зулхижат старалась пореже попадаться на глаза отцу.
— Что случилось с дочкой? — недоумевал он. — Всегда была веселой и проворной, а теперь будто земля тянет ее к себе. Такая бледная, что сердце сжимается!
— Она думает о братьях! — отвечала мать.
Конечно, мать и предположить не могла, что с ее любимой дочкой произошло такое несчастье и случившегося не вернуть, хоть догоняй на добром коне сто лет.
Зулхижат не собиралась делиться своим горем. Во сне она часто видела, что вернулся Алиасхаб и они встретились у родника Счастье. Они — муж и жена. Все братья и отец с ними. Она, счастливая, просыпалась, и в ночной темноте ее обступали страхи. Вот появляется на свет ребенок, братья бросаются на нее с кинжалами, проклинают ее. Им больше нет места среди мужчин на годекане. Люди скажут: сестра стащила с братьев папахи и бросила под ноги прохожим.
Она видела братьев с поникшими головами, избегающими людей. Сплетницы аула шипят вслед:
— Для победителя день, для побежденного ночь! Без кинжала и выстрела убила сестра четырех братьев и отца. Довела их до того, что они выходят из дома только ночью.
«Нет, нет, нельзя умирать, я должна беречь намус нашего рода! Но как?»
Встречая людей, она думала, что все смотрят на нее и шушукаются. Взваливала на плечи самую тяжелую ношу, надеясь, что это на нее подействует, как на соседку в прошлом году. Она хотела сперва освободиться от ребенка, а потом умереть. Но как бы она ни старалась, желание ребенка прийти на землю оказывалось сильнее. Каждый раз — стоило ему пошевелиться — она вздрагивала, будто ее укололи кинжалом.
Холодным февральским днем Зулхижат на веранде чистила от грязи бурку брата. Она почувствовала удар острого меча в спину. Схватившись за поясницу, повернулась к стене. Боль прошла.
«Куда мне деться? Сегодня такой холодный день!» — пронеслось в голове.
Ребенок, желавший увидеть свет, не знал ни земных, ни горских обычаев. Он не думал ни о морозе, ни о ненастье. Жизнь звала его на землю! Боль повторилась — еще острее. Прикусив язык, чтобы заглушить стоны, Зулхижат подала матери и отцу обед. Но убрать за ними она уже не могла. Боль не прекращалась. Ей казалось, что ломаются кости, стынет кровь в жилах. Зулхижат поняла: больше оставаться в доме ей невозможно — и выбежала на веранду. Там ей пришло в голову, что нужно последний раз посмотреть на отца и мать. Она вернулась в комнату. И вдруг мать воскликнула:
— Свет моих очей, Зулхижат, что с тобой случилось? Зачем скрывать свой недуг от нас?.. Лицо твое горит, как заря!
— Нет, мама! Это я раскраснелась у очага.
— Ты простужена! На дворе зима, а ты себя не бережешь, утром в одном платье кормила корову, — вмешался отец.
«Если бы вы знали мою болезнь! Я последний раз вижу вас и вы меня!» — отстукивало сердце Зулхижат.
Она вышла на веранду и осторожно притворила за собою дверь. Выбежала за ворота. Дом, окна, бревна, подпорки, ступеньки лестницы, казалось, кричали ей вслед: «Намус! Намус!»
Лицо щипал мороз. Зулхижат не знала, куда она бежит. Утопая в сугробах, она добралась до нависшей над дорогой скалы. Она смутно помнила: там, внизу, пещера. Земля смешалась с небом, небо с землей. То черным, то белым колесом все вертелось перед глазами. Ветер свистел, разбрасывая по сторонам охапки снега, забивался под платье. Зулхижат не чувствовала холода. Она ощущала такую боль, такой ужас, что пот катился с нее градом. Она упала на землю, царапала ее ногтями. Самое страшное было впереди — ей почудилось, будто ее живот придавила огромная тяжелая скала. Скрипя зубами, она крикнула:
— Мама! Мама! Умираю!
В то же мгновение будто чьи-то сильные руки подняли с ее тела скалу. Стало легко и свободно.
Ребенок криком сообщил миру о своем появлении:
«Я здесь, встречайте меня!» — Этот крик, подобно тому как горцы прокладывают дороги в горы, взрывая скалы и пещеры, проложил тропинку к сердцу матери. Ребенок, появления которого она так боялась, теперь, родившись на свет, стал дорог.
— Не замерзает ли? — испуганно подумала она, потянулась к нему, обняла. Росло непреодолимое желание защитить сына от холода. Накормить досыта. Ветер свистел ей: «Мальчик! Мальчик!»
И тут же в шуме бури она услышала: «Намус! Намус!» От ужаса закричала:
— Где спрячу я тебя от людских толков?!
И будто в ответ, раздался детский плач:
«Не хочу нигде прятаться! Жить хочу! Жить хочу!»
Голова Зулхижат закружилась, она ничего не помнила.
От Ханичи Жамалудин узнал, что довольно давно получены известия о гибели братьев. Отец, вернувшись из армии, умер дома. От горя слегла мать Жамалудина, она всего двух недель не дожила до возвращения любимого сына.